- Честное слово, Федор Иваныч... как с вами говорить? Мы все объясняемся и объясняемся, как супруги, которые не сошлись характерами... А что объяснять, когда вы не хотите понять простую вещь?.. Рабочему в выходной день надо отдохнуть. А вы ему вместо отдыха суете лопату в руки: поезжай к черту на кулички, сажай картошку! А сколько обуви он на этом деле истреплет? Это я, деревенский мужик, привычен, я по любым колючкам пройду босый... А городской человек не может. Я прошлое лето ездил, смотрел: а, боже!.. Вот такусенькие грядки - и народу на них как муравьев... Возится баба на своей грядке и думает: соседке делянку лучше дали, у соседки картошка крупнее. И мешочки, мешочки, меточки, - и баба думает: как бы по дороге из моего мешка не отсыпали... Чепуха на постном масле, кустарщина, пережиток, совсем не в духе нашего времени установление - от нужды за него держимся, а не от хорошей жизни! Ну, я понимаю - где нет других возможностей... так ведь я вам даю возможности!.. И все равно же не хватает рабочему на зиму этой картошки, вот в чем дело! Все равно - свой огород кормит его только до декабря, ну - до января, а потом он к нам же бежит! В ОРС! И ругает нас на всех перекрестках, если у нас картошки нет, - и правильно делает, что ругает... Я вам предлагаю что: я на себя беру снабжение картошкой и овощами. Полностью. Но для этого мне земля нужна. И я ее получаю в Озерной за счет ваших индивидуальных огрызков. У меня там тысяча га - я вам даю двести, и распоряжайтесь ими, как хотите.
- Двести га - это капля в море, - сказал Уздечкин. - Этим никого не удовлетворишь. Только будут недовольство и жалобы - не расхлебаешь.
- А вы жалоб боитесь? Вы не можете людям объяснить толком?.. Если не можете, созовите собрание, - я им объясню, что это в их же интересах.
- Тут, понимаешь, какое дело, - сказал Рябухин. - Для многих это, помимо прочего, привычное препровождение времени. В летний день он едет за город, с детишками, воздух, природа, он работает, работа на воздухе его бодрит...
- Брось, Рябухин, это твое интеллигентское измышление, это ты сейчас думал и придумал. Ты у рабочего спроси, как это его бодрит, когда он в выходной день наработается дотемна, домой возвращается без задних ног, а утром ему к станку становиться... А если кто для моциона хочет покопаться в земле - пожалуйста. Пожалуйста! Пусть в выходной едет в подсобное хозяйство, милости просим. Еще и денег дадим.
- А где, - спросил Уздечкин, - вы возьмете достаточное количество рук, чтобы осилить такое хозяйство?
- Пленные немцы мне посадят и уберут.
- Не дадут вам пленных.
- Ну, не дадут пленных - я машины достану, пропашники, картофелекопалки, - механизируем все работы... В общем, это уж пусть у меня болит голова, где я возьму руки. Короче говоря, вот так. Двести га. Давайте многосемейным, у которых помощников много.
Он встал. Но Уздечкин не уходил.
- Двести га, - пробормотал он. - Это невозможно. Это насмешка. В конце концов, в отношении индивидуальных огородов есть установка партии и правительства...
- Ну, - сказал Листопад беззаботно, - партия и правительство с нас не взыщут, если мы через подсобное хозяйство обеспечим рабочих картошкой.
Уздечкина затрясло от этого беззаботного тона.
- Это все дутые обещания! - закричал он. - Лишь бы сделать широкий жест и показать свою власть, да!.. А рабочие в результате останутся без картошки!
Он схватил папку и выбежал из кабинета, хлопнув дверью. Анна Ивановна, сидевшая в соседней комнате, вздрогнула и посмотрела ему вслед большими глазами.
- Слышал? - спросил Листопад Рябухина.
- Ты его раздразнил своим тоном, - сказал Рябухин. - Так нельзя. Он человек нервный...
- Он псих. Ты его, пожалуйста, ко мне не води. Он меня когда-нибудь укусит, ей-богу.
Накануне, уйдя утром из дому, Толька отправился к своему приятелю Сережке. Они уговорились ехать в деревню к Сережкиной тетке.
Сережка был годом моложе Тольки, но Толька уважал его за широкий, образованный ум. У Сережки был брат Генька, пяти лет. Отец их был в армии, мать работала на Кружилихе. Сережка жил вольным казаком. Иногда он ходил в школу, где числился учеником седьмого класса, но по большей части проводил время в чтении книг и в беседах с друзьями.
Толька подождал под лестницей, пока Сережкина мать не ушла на работу, и потом поднялся наверх, в Сережкину квартиру, где был тот приятный кавардак, какой могут устроить двое мальчишек с разнообразными умственными интересами. Сережка и Генька были уже готовы. Все втроем они съехали по перилам и степенно пошли к трамвайной остановке. Сережка вел Геньку за руку.
Подошел переполненный трамвай.
- Ты на колбасе, - сказал Сережка Тольке, - а мне с ним придется с передней площадки.
Неподалеку от станции был рынок. Там Толька продал пайковый лярд и две банки рыбных консервов (ему не нравились рыбные консервы) и купил пряников, колбасы, две пачки папирос и белую булку для Геньки. Потом они сели в пригородный поезд и поехали.