Крылатая гвардия. «Есть упоение в бою!»

Боевые действия нашего полка переключились на передовые позиции, где наземные части и соединения громили фашистов в окруженном Будапеште. Обстановка требовала максимального воздействия на противника. Поэтому полеты мы выполняем с бомбометанием. Расстояние до целей было мало – за одну заправку горючим летчики выполняли по два-три боевых вылета. Нагрузка на каждого получалась по шесть-восемь вылетов в день.

Техники-вооруженцы так мастерски натренировались в подвеске бомб, что успевали подвешивать их на истребители, вернувшиеся с задания, до окончания заруливания последнего самолета группы. Мы буквально не выходили из кабин.

Между тем впервые за весь период войны эскадрильи полностью укомплектовываются летным составом. Чтобы увеличить количество боевых выходов и снизить нагрузку на людей, за каждым самолетом закрепляем два, а то и три летчика. Количество ударов по врагу резко возрастает.

Но кое-кто из нового пополнения недоволен таким положением. Особенно горячится Петр Сковородченко, не в меру гонористый и самоуверенный хлопец:

– Зачем я сюда прибыл? Ждать очередь, чтобы вылететь на боевое задание, и выслушивать прописные истины – как в бою защищать себя и хвост напарника?! Всего этого я вдоволь наслушался в училище…

Такого явно пренебрежительного отношения к указаниям и советам старших до появления этого парня в нашем дружном полку еще никто не демонстрировал…

Подчеркнуто холодно, но с определенной долей иронии обещаю Сковородченко:

– Хорошо, летать будете. В нагрузке не обидим. Поучите нас, нерасторопных, как нужно бить врага… Покажите свое мастерство в бою – и мы примем на вооружение, не в пример вам, юный тактик, выслушаем полезные советы.

Сковородченко притих. И в первом же вылете – как нарочно – встречаем шестерку «сто девятых», да с такими пилотягами, что с каждого из нас сто потов сошло. Пристали немцы – ну, хуже репья: и зажать их невозможно, и отступать, черти, не собираются, хотя у нас восемь машин.

Наш Петр смело бросается на противника, но неосмотрительно: делает много промахов. Товарищи своевременно приходят ему на помощь, отбивая «мессершмиттов». А враг-то видит, что летчик неопытный да азартный, и, конечно, затягивает его в схватку, поджидая удобного момента для атаки: срежет – глазом не моргнешь!

Но бой закончился без потерь с обеих сторон. «Сто девятые» ушли.

Не подчеркивая ошибок Сковородченко во время схватки, я делаю короткий разбор. Петр молчит: бывает, что враг оказывается хорошим учителем – разница лишь в том, что ошибок он не прощает, и цена его науки, за редким исключением, – человеческая жизнь.

А мы снова поднимаемся в небо. Снова встреча с противником: против нас восемь «фоккеров». Состав нашей группы прежний. Сковородченко идет в моей четверке. Наше преимущество в высоте над противником, и мы сверху устремляемся на вторую четверку гитлеровцев. Однако пока я смотрю за своей группой, сближаюсь с замыкающим боевой порядок «фоккером» настолько близко, что прицеливаться и вести огонь уже некогда.

– Прохожу без огня, бей последнего! – успеваю передать команду ведомому.

Мудрецов, идущий слева от меня, поворачивает свой самолет для атаки на «фоккера». Но тот отчаянно пытается избежать удара «лавочкина»: вначале метнулся вверх, затем отворотом влево пошел на снижение. Валентин стремительно преследует противника, а я прикрываю его атаку.

– Сковорода, смотри, показываю! – слышен в эфире голос Мудрецова.

Сблизившись с «фоккером», он дает короткую очередь, тот переворачивается на спину и, оставляя след густого дыма, падает вниз.

Сковородченко переходит на левую сторону и устремляется на развернувшуюся вражескую четверку. А в это время три самолета, оставшиеся после снайперской стрельбы Мудрецова, нацелились в хвост его паре. Предупредив ребят об опасности, атакую тройку. Мой напарник, оказавшийся справа, идет следом за моей машиной. Пара Сковородченко резким разворотом пытается выйти из-под атаки. «Фоккеры» вдогонку! Но воинственный пыл их сразу остывает, как только они замечают позади себя нас с Валентином.

Мне все-таки удается сблизиться с замыкающим тройку и сбить его. Немцы потеряли уже двоих! Тут на первую вражескую четверку наваливается Тернюк со своим звеном. Фашисты больше не выдерживают нашего натиска и, развив максимальную скорость, мчатся на запад.

После приземления Сковородченко удрученно признается:

– Похоже на то, что я многого не понял из школьной науки. А может, нас не тому учили?

Разбор прошедшего боя проводил Алексей Тернюк. Он решил досконально объяснить и показать не в меру горячему летчику суть его ошибок, что случаются от неопытности да излишней строптивости.

– Не огорчайся, Петро. Схватка с фашистами проходила именно так, как учили тебя в школе.

Только велась она с настоящим врагом. Чучаев, – просит Алексей тоже молодого, не очень опытного летчика. – Расскажи о своих первых встречах с немцами в воздухе.

И Чучаев без малейшей обиды делится опытом первых ошибок.

Вскоре Петр Сковородченко начал вылетать на боевые задания с бомбовой нагрузкой. Действия его с каждым днем становятся все более точными, осмысленными, зрелыми. Так, в конце января мне пришлось побывать с ним в маленькой переделке. На этот раз группу возглавил командир эскадрильи Тернюк, а мы с Мудрецовым и Сковородченко оказались в подгруппе прикрытия. Бомбовая подвеска была на всех самолетах.

С командного пункта дают цель. Удачно поразив объект, мы остаемся над Будапештом. И вот через несколько минут Алексей замечает шестерку «мессершмиттов», идущую на одной с нами высоте на пересекающемся курсе. В эфир летит его команда:

– Впереди «худые». Подгруппе прикрытия подняться за облака! Посмотрите, нет ли там фрицев…

Враг, по-видимому, также заметил нас. Развернувшись влево, он пролетает под четверкой Тернюка, затем энергично набирает высоту, чтобы, завершив маневр, оказаться у нее в хвосте. Звено Тернюка с аналогичной целью выполняет тот же разворот. А моя подгруппа в этот момент снижается. Четверка «худых» – впереди, и я пытаюсь сблизиться с нею, но попадаю под атаку идущей сзади пары «сто девятых».

Бесстрашный Сковородченко смело набрасывается на атакующих: длинная очередь огня – и ведомый преследующей нас пары отказывается от своего коварного замысла – ударить по Мудрецову. Ведущий же, несмотря на опасность, быстро сближается со мной. Положение явно критическое. Я резко закладываю крен и закручиваю крутой левый вираж. На вираже «мессер» не отстает от меня. Отчетливо уже видны желтый кок и лопасти его винта. Но радиус моего виража меньше – трассы огня со «сто девятого» проносятся мимо…

По «шмитту» периодически стреляет Мудрецов. Очереди моего напарника цели не достигают. А ведомый «сто девятого», который уже вышел из атаки, снова устремляется на Мудрецова. Сковородченко оказался расторопнее «мессера» – он преградил путь фашисту. Немец, насевший на хвост моего «лавочкина», по всей вероятности, оценил обстановку и, резко бросив машину в правый крен, проскакивает мимо меня.

Я повторяю маневр противника. В этот момент короткой и злой очередью Мудрецов достает «худого»…

В ходе боя мы оказываемся выше четверки, за которой охотятся пары Тернюка, и торопимся им на помощь. Фашисты ловко ускользают под наши «лавочкины». Алексей Тернюк – за ними. Вижу бессмысленность дальнейшей схватки и спрашиваю:

– Грек, что, так до утра и будем гоняться?

– Намек понял, – усмехается Алексей. – Все возвращаемся в зону!

Мы спешим к Будапешту. Небо над столицей Венгрии спокойное: ни чужих, ни своих. Вскоре пришла смена – значит, наше время вышло.

На земле молодежь донимает Валентина Мудрецова поздравлениями с победой, особенно неутомим Сковородченко. Его интересует все, даже как «сто девятый» проецировался в прицеле перед началом открытия огня.

– Петро, обожди! – смеется мой верный напарник. – Расскажу все. Дай передохнуть.

Пилоту после трудного боя надо действительно прийти в норму, снять напряжение схватки. Хочется просто взглянуть на редкие облака в вышине, сказать кому-либо из товарищей добрые слова – мол, хорошо держался, молодец. Славянская щедрость победителя! И Валентин Мудрецов говорит:

– А ты молодец, Петро. Не помоги твоя пара – было бы нам с командиром туго!

Я не вмешиваюсь в разговор – оценка справедливая. Но как не поддержать боевых друзей!

– Сковородченко заслуживает похвалы. А тебе, Валя, сердечное поздравление с победой! Все молодцы!

Мудрецов давно уже командует звеном, не раз возглавлял группу при вылетах на поле боя для прикрытия наших войск на земле. Но когда я шел на задание в составе второй эскадрильи или выполнял сложную боевую задачу, Валентин неизменно был у меня ведомым. Человек со сложным характером и незаурядными способностями летчика-истребителя, он всегда энергичен и напорист, одарен удивительной реакцией, прекрасно ориентируется в любой обстановке боя. Решительно и дерзко, но не очертя голову бросается этот пилот на противника. В храбрости Мудрецова нет безрассудства, желания произвести эффект, и его лаконичная фраза, обращенная в сложнейшие минуты схватки с «мессершмиттами» к неопытному Сковородченко, – «Смотри, показываю!» – это уверенность бойца, опыт, приобретенный в суровом небе войны.

Валентин – сын художника, коренной москвич. Еще в детские годы он привык видеть в картинах отца неброскую красоту русских равнин. Ее – красоту – будущий летчик отмечал в людях, окружавших его, в природе Подмосковья, в свободной и необъятной стихии, которую мы привычно называем небом, далью. В авиацию он пришел по зову сердца и в годы войны, став членом партии, с честью выполнил свой гражданский долг, оправдал высокое звание коммуниста: до конца боевых действий полка совершил 350 боевых вылетов, провел более 70 воздушных боев, в которых сбил 18 вражеских самолетов.

За мужество и храбрость, проявленные в боях за Родину, Валентин Мудрецов удостоен звания Героя Советского Союза.