Крылатая невеста тёмного архимагистра

Чувствуя себя свободно и уверенно, дроу каждым своим движением заставлял Альвинору внутренне сжиматься. Раньше он передвигался неслышно, но сейчас специально чеканил походку. Каждый его шаг отражался эхом от стен и вынуждал вздрагивать, прислушиваться, раздастся ли он ближе или дальше, чем предыдущий. Тяжелее всего было тогда, когда мучитель исчезал из поля зрения и о его передвижениях можно было судить только по звуку шагов.

Моральная пытка продолжалась достаточно, чтобы Аль ощутила себя оголённым нервом, который и от неслышного дуновения ветерка будет шарахаться. Наконец мужчина решил, что от запугивания стоит переходить к действиям, и, оказавшись против изножия её импровизированного ложа, направился к жертве. Даже в этой полутьме было видно, что он улыбается, и по мере приближения улыбка дроу становилась всё шире, пока не показались его белоснежные зубы.

– Ну что, смертная, поиграем? – в руке похитителя возник кинжал (и как только он его так быстро достал?), после чего красноглазый покачал клинок меж пальцев и стал медленно оглядывать тело пленницы, будто ища самые чувствительные точки. – С чего бы нам начать?

«С того, что ты воткнёшь этот кинжал себе в глотку!» – мысленно выкрикнула Аль, но, конечно, пленитель ничего не услышал.

– Для начала давай избавим тебя от лишней одежды, – постановил маньяк, – она мешает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍«Кому как, а мне совсем не мешает!» – мысленно возмутилась Аль и вперила в садиста убийственный взгляд.

– А глаза-то как засверкали! – удовлетворённо произнёс он. – Тогда с этого и начнём.

И дроу стал ме-е-едленно развязывать шнурок на её правом ботинке и ещё медленнее на левом. Его пальцы двигались сами собой, а сияющий алым взгляд не отрывался от лица Аль. Он явно растягивал удовольствие и нервировал жертву, вероятно, намереваясь довести до истерики.

Альвинору била дрожь, хотя мучитель к её телу ещё даже не притронулся. Поистине, ожидание казни не намного легче самой казни. Ладонь одноглазого двинулась к девичьей икре, и Аль съёжилась, ожидая ненавистного прикосновения, но тёмный эльф лишь усмехнулся, положил руку обратно на её ботинок и стал стягивать его с ноги.

Когда оба ботинка были отброшены в сторону, захватчик поиграл кинжалом, вызвав у пленницы очередной приступ беспокойства, однако на этот раз не обманул ожиданий и стал неспешно вести кончиком лезвия, напитанным магией для придания ещё большей остроты, от большого пальца по подъёму стопы, щиколотке и икре, вспарывая ткань чулка и «рисуя» на коже багровую полосу, от которой шла щиплющая боль.

– Тц-тц-тц, – поцокал мужчина языком, – какая хрупкая у человека плоть. Не выдерживает даже такого лёгкого нажатия. А что же будет, если я придавлю немного сильнее? – и привёл в исполнение угрозу, усиливая давление лезвия, миновавшего колено и двигавшегося по бедру, углубляя порез и добавляя ощущение жжения.

Рука мужчины двигалась всё выше, задирая юбку. Ещё немного – и обнажится бельё. Но нет, он не пошёл дальше, а переместился на другую ногу и теперь стал двигаться вниз, разрезая второй чулок и раня кожу. Альвинора терпела, стиснув зубы и стараясь не показывать, как ей на самом деле больно. Она прекрасно помнила издевательства этого садиста над снежным, понимала, что ему доставляет удовольствие мучить других. И так же, как тогда Лэнд, делала всё, чтобы достойно выдержать пытку и не дать врагу воспользоваться собственными слабостями.

Но в то же время Аль понимала, что против этого типа у неё нет и шанса. Пока тело находится под чужим контролем, она и с места сдвинуться не может без приказа. Это злило, от беспомощности хотелось кричать, но ещё больше она жаждала наброситься на этого безжалостного гада, расцарапать ему физиономию, а потом начинить его таким количеством зловредных чар, чтобы даже знаменитая дровская маловосприимчивость к магическим воздействиям дала сбой. Уничтожить, стереть с лица земли… вот чего заслуживала эта бессердечная больная на голову скотина.

Стряхнув с Аль обрывки тонкой материи, что совсем недавно были чулками, дроу потоком магии сорвал с неё мантию и, поигрывая кинжалом, лезвие которого было окрашено красным, стал примеряться, на чём бы ещё использовать клинок. В итоге он выбрал рукав блузки – и теперь оружие скользило от разрезанной манжеты вверх по предплечью, оставляя за собой кровавую дорожку. Сейчас почему-то было больнее.

Дойдя до плеча, клинок двинулся в обратном направлении, срезая лоскут ткани и прочерчивая ещё одну налившуюся кровью ложбинку, почти параллельную первой. На этот раз скрыть страдания Альвиноре не удалось, и это только подстегнуло садиста: он стал с воодушевлением срезать с неё рукава лоскуток за лоскутком, раня кожу и «разрисовывая» руки кровоточащими полосами.