Крылатая невеста тёмного архимагистра

Дроу достал из-за пояса кинжал. Не тот, изогнутый, который, как Альвиноре было известно, они использовали для ритуалов, а другой, прямой, каким обычно убивали или калечили врагов (или лучше сказать «жертв»?). Мужчина медленно достал клинок из ножен, чуть влажное лезвие блеснуло в свете кристалла. Ага, значит, смазан ядом. Тогда беловолосому даже удар наносить не нужно, достаточно слегка оцарапать кожу пленницы – и всё, яд попадёт в кровь, а дальше развитие событий зависит от того, какой срок действия у отравы.

Однако ядом тёмный эльф не ограничился, а поднёс к клинку свободную руку, активировал магию и принялся нагревать лезвие, пока то не раскалилось до бела.

– Я до сих пор в раздумьях… – проронил он. – Возможно, стоит вырезать на твоём теле моё имя и показать Разноглазому, кому ты теперь принадлежишь?

«Не прикасайся ко мне!» – безмолвно взывала Аль, но её мнение тут никого не интересовало.

– На тебе всё ещё слишком много тряпок, – с неудовольствием заметил дроу. – Нужно от них избавиться.

Он вскинул руку – и остатки одежды Альвиноры стали таять на глазах. Такое с ней уже было, когда Ривариэль подговорила одного из адептов опозорить её, раздев исчезательными чарами при всём честном народе. Однако на этот раз заклинание причиняло боль, не только растворяя одежду, но и обжигая кожу.

Когда Аль осталась в одном белье, мужчина отменил действие заклинания и заинтересованно оглядел полуобнажённую женскую фигуру.

– Хорошенькая, – отметил он.

Кожа Альвиноры горела огнём и ощутимо покраснела в тех местах, где на неё воздействовало гадкое заклинание. Он же нарочно это сделал, не только раздел, но ещё и помучил.

– Моё имя Валафейн, – сообщил садист. – Скоро оно появится на твоём теле как вечное напоминание о времени, проведённом со мной. Jiv'elgg lueth jiv'undus phuul jivvin («Пытка и боль лишь забава»), – усмехнулся дроу на родном языке.

Аль не поняла, что он сказал, но это явно было что-то не очень для неё приятное. Мучитель потянулся кинжалом к её груди в районе ключиц, кажется, прикидывая, откуда бы начать делать кровавую надпись.

– Хuat! («Не делай этого!») – раздался повелительный женский голос.

Тёмный эльф, который уже почти прикоснулся раскалённым лезвием к коже Аль, остановился.

– A'dos quarth! («Как прикажешь!») – он почтительно склонил голову, но кинжал не спрятал.

– Оставь её, – резко скомандовала представительного вида тёмная эльфийка. В ней ощущалась такая властность, что, наверное, даже Аль интуитивно прислушалась бы к приказу. Значит, это она тут главная?

Они перебросились несколькими фразами на дровише, и Аль отдала бы всё на свете, чтобы понять, о чём говорили эти двое. Потом разговор продолжился на понятном ей языке.

– Ты же знаешь, что для жертвоприношения лучше подходят девственницы, – эльфийка придирчиво оглядела Альвинору, и в этом взгляде не было ни сочувствия, ни женской солидарности, лишь холодный расчёт. Акцент в голосе женщины слышался ещё сильнее, чем у её собеседника.

– Может, уступишь мне разок? – попросил мужчина. – Разве ты не хочешь посмотреть на лицо Алакдаэра, когда он увидит, что я с ней сделаю? Разноглазый там, на поверхности, совсем размяк. Не пора ли ему напомнить, что привязанность для дроу – это слишко большая роскошь? Так мы убьём сразу двух рэ́мпов: ты отомстишь ему за пренебрежение, а я как следует развлекусь!

– Хм... – задумчиво проронила женщина.

«Не соглашайся! Лучше сразу на алтарь, чем побывать в лапах этого больного садиста!» – мысленно взмолилась Аль, впрочем, ничем не выдав своих чаяний. Потому что прекрасно осознавала: стоит им понять, чего ей не хочется, они всё сделают наперекор. Назло, но сделают. Даже если это снизит ценность ритуала.

– Ну же, соглашайся! – настаивал Валафейн.

– Ты слишком дерзок, – поморщилась тёмная эльфийка. – Не смей мне указывать!

– Или ты просто ревнуешь? – не отступал он. – Не стоит. Ты всегда будешь для меня на первом месте, мама.

– Ты так хочешь потешить свою плоть, что готов нарушить запрет?

– Запрет запретом, но он не помешал в своё время матери Аркент’тара разбавить дровскую кровь и понести полукровку, – парировал сын. – Я не зря не зову её Верховной жрицей. Она не заслуживает звания матроны, раз сама нарушает правила, а нам предписывает их соблюдать. Этот высокий статус должен быть твоим, мама.

– А ты тот ещё льстец, – усмехнулась женщина. – А ведь всё это время Верховная очень хочет увидеться с сыном.

– Тогда нам остаётся сделать так, чтобы живым он до неё не добрался. Вырвем ему сердце во имя Богини, а потом бросим к воротам первого дома его голову. Тогда Верховная поймёт, что для их дома надежды нет. Но сначала… – дроу повернулся к Альвиноре, – пусть Разноглазый посмотрит, что останется от его зазнобы после того, как она сначала побывает в моих руках, а потом под твоим ритуальным кинжалом.

На сей раз эльфийка поддержала его инициативу.