Цайгов дроу, который успел прикрыться щитом и не получил повреждений, выругался и послал в строптивую пленницу (поставить щит она не успела) ощутимый сгусток тьмы, материализовавшийся в магическую сеть, оплетая крылья, высасывая из них силу, и параллельно попытался вновь подчинить её тело своей воле.
– Ты действительно думаешь, что против меня у тебя есть шанс, недофейка? – Валафейн подхватил чёрные нити магии, спеленавшие трепещущие крылья, и рванул вниз.
Аль камнем рухнула обратно на алтарь, кажется, отбив себе всё, что только можно было. Удар оглушил. Она ощущала, как её силы стремительно тают, как телом снова завладевает чужая воля. Опять подчиняться приказам и быть послушной марионеткой?
«Не стану!»
Альвинора сделала ещё одну попытку вырваться. На сей раз сноп золотистого сияния (спасибо тем крохам силы фэйри, которые пробивались наружу даже без инициации) был совсем небольшим, но отступить врага на пару шагов всё же заставил. Однако на создание щита она была уже не способна.
– Когда женщина сопротивляется, это даже интереснее, – ухмыльнулся дроу и активизировал действие чёрной магии.
Потоки, тянущие из Аль энергию, усилились. У неё всё закружилось перед глазами, навалилась слабость, тело стало послушно приказам мучителя.
– Подними руку! – велел он.
Пленница безропотно подчинилась.
– Согни ногу и отведи в сторону, – последовала новая команда.
Альвинора выполнила и это.
– Хм, какой вид… – взгляд палача был прикован к её бёдрам. – Жаль, что остатки тряпок мешают, – поцокал языком беловолосый. – Но их я уберу сам.
Мужчина решительно потянулся к девичьему белью, очевидно, намереваясь полностью обнажить пленницу, чтобы сначала насладиться видом, а потом и потешить плоть, она ничего не могла сделать, только сжимать губы в бессильном гневе. Когда рука красноглазого коснулась заветного лоскутка, безымянный палец Альвиноры вдруг обожгло болью, а взвывшего дроу невесть откуда взявшимся потоком энергии отбросило прочь. Насколько ей было видно, он рычал и шипел, схватившись за пах и катаясь по полу.
О, Светлейший, помолвочное колечко! Наставник же говорил, что оно защитит. Вот, значит, какая у него сила! Кольцо не даст кому попало наложить лапы на чужую невесту, оно сбережёт её для жениха.
«Алакдаэр, родной, ты и тут обо мне позабитился…»
И так ей стало тепло на сердце и одновременно горько от того, что он ради её защиты и спасения готов на всё и непременно придёт сюда, где ему прочат гибель.
Тёмный эльф продолжал корчиться на полу и, судя по тону, изрыгать проклятия на родном языке. Он стонал, посылая в область паха исцеляющие заклинания. А Аль, воспользовавшись тем, что враг ослабил бдительность, попыталась подвигать конечностями и одновременно мысленно дотянуться до любимого.
Ей кое-как удалось пошевелить стопами и кистями, голова заныла от ментальных попыток пробиться сквозь чужой барьер, но дальше дело не шло. И тут безымянный палец с колечком запульсировал, будто сообщая, что избранник услышал и ответил, что он уже рядом и помощь близко. Это подпитало надежду, не дало ей растаять. Продержаться, нужно продержаться ещё немного!
– Этот предусмотрительный ублюдок… – прохрипел Валафейн, с трудом принимая сидячее положение. – Нет, я не дам ему лёгкой смерти, он будет корчиться в муках, пока не сдохнет, как паршивая собака! – прошипел он, подбавляя на больное место целебных чар.
– А н-нечего зариться на ч-чужое! – с трудом ворочая языком ответила Альвинора. Сам виноват, что полез к чужой невесте и получил отдачу, так ещё и строит из себя жертву!
– Умно придумано, – палач пошатываясь поднялся на ноги. – Значит, взять силой тебя не получится, пока не сдохнет твой несостоявшийся муженёк. Тогда связь колец развеется – и я смогу делать с тобой всё, что мне заблагорассудится. А пока будем развлекаться по-другому… Сегодня ты познаешь все грани боли, потому что резать и пытать тебя я могу без меры! – его глаза полыхнули красным. – Начнём же веселье!
Он с сожалением оглядел оплавленный кинжал, валявшийся на полу, и достал другой, изогнутый, который щедро смазал ядом из маленькой бутылочки, также хранившейся в ножнах, а потом принялся нагревать магией. Лезвие накалялось всё больше, яд шипел и оставлял на нём причудливые узоры.
Один взгляд мужчины, сиявший силой, – и Аль вновь не могла пошевелиться. И на этот раз раскалённое лезвие врезалось в кожу… Если бы мучитель не перекрыл ей возможность говорить, Аль завыла бы дикой волчицей, хотя и понимала, что он того и ждёт, наслаждаясь мукой, отражающейся в полных боли глазах. Дроу продолжал делать затейливую резьбу на девичьем теле и вглядывался в лицо жертвы, ловя весь спектр её эмоций.
Физиономия садиста уже давно распывалась перед взором Альвиноры, слёзы стекали по шее, она мычала и шипела, горло першило от невозможности издать хотя бы звук, но ничто не могло ослабить мучительной боли, которая сосредоточилась ниже ключиц. Аль фактически клеймили… как скот, как рабыню!