Крылатое счастье. Дилогия

Мужчина помедлил на несколько мгновений, затем, не оборачиваясь, сухо сказал:

– Твоя спальня. Я верну тебя домой завтра утром.

И он ушёл, так больше ничего и не сказав.

Даже не взглянув на меня, хотя я продолжала стоять там, у открытой двери, и наивно ожидать, пока он посмотрит… хотя бы на повороте… Но он не посмотрел.

На негнущихся ногах я вошла в комнату… под потолком тут же вспыхнул тусклый огонёк. Не глядя по сторонам, закрыла дверь и… и, не выдержав, прислонилась к ней лбом, устало прикрыв глаза. И стояла я так долго, очень долго, стараясь не думать ни о чём вообще, а потом прошла к постели, которая была вот прямо тут же, легла поверх алого покрывала и свернулась клубочком.

Неспокойный сон пришёл всего через пару минут.

Глава 7

Щеки коснулись чьи-то ледяные пальцы – самые кончики, едва-едва ощутимо, будто боясь помешать даже прикосновением.

– Беги от меня, – тихий, с трудом различимый шепот, – беги, девочка, так далеко, как только можешь.

И нежное прикосновение чужих губ к моим губам.

– Почему? – Прошептала я, не открывая глаз.

Совсем тихий, полный невыносимой тоски стон…

– Станешь моей, и я не отпущу. Никогда. Никуда.

И Садхор, не удержавшись, ещё раз коснулся моей щеки кончиками пальцев, но лишь на мгновение, а уже в следующее скрипнула открываемая дверь, а сам он, уходя, повторил:

– Беги от меня.

И ушёл, а я сама самым невообразимым образом провалилась обратно в сон.

* * *

Утром меня разбудил чей-то настойчивый стук в дверь. Нежеланный визитёр нагло игнорировал мои мольбы о ещё пяти минутах сна и продолжал стучать до тех пор, пока я не сползла с кровати, с недоумением скинув непонятно откуда взявшееся покрывало, и не открыла эту несчастную дверь.

Там был девушка в чёрно-красном платье до пола. Внимательно меня оглядев, она молча протянула поднос, на котором рядом с тарелочкой яичницы и кружкой чая лежал сложенный в два раза листок плотной бумаги.

– Спасибо, – буркнула я машинально, потом вспомнила, что меня тут не понимают, забрала поднос и закрыла дверь.

Кажется, за дверью кто-то что-то сказал. Я не поняла ни слова, да и, если честно, даже не пыталась понимать. Вернулась к мятой постели, поставила поднос на столик и… и зависла немного. Потому что я точно помню, что покрывало было одно – я на нём лежала. И оно до сих было здесь, укрывало всю огромную постель. А ещё я помню, что мой ночной визитёр просто… велел мне уходить, а потом ушёл сам. То есть, покрывало он не приносил.

Во всяком случае, я этого не помню.

Думать о том, что Садхор, судя по всему, приходил ночью ещё раз, я просто не стала. Села на край кровати, потянулась, осторожно взяла листок, развернула и с затаённым страхом прочла выведенные там большие понятные буквы: «Жду в саду».

И всё. Кто бы ещё сказал, почему мне даже дышать после этого стало больно?

Завтрак был мучительно долгим… а глаза горели от слёз, которые я сдерживала с огромным трудом. С невыносимо огромным трудом. Есть с комом в горле тоже было неприятно, но я честно старалась.

Когда же моя жизнь успела так запутаться? Как так вышло, что сердце хочет остаться, когда разум говорит, что это невозможно и просто неправильно? И глупо. Очень глупо.

Я не могу остаться. Совершенно никак не могу! Моя жизнь там, дома, а здесь у меня нет ничего – здесь фактически нет меня самой. Даже если я буду полной эгоисткой и останусь здесь вопреки вообще всему – что будет дальше? Садхору не нужен нежеланный гость в его доме, тем более что этот гость стал причиной начинающегося мини-апокалипсиса.

Да, эти безумные пророчества… Я не могу остаться из-за них.

Я не могу остаться по той простой причине, что мой организм не принимает местную пищу и даже воду.

Я не могу остаться в мире, языка которого не знаю.

Я не могу остаться никем. Без семьи, друзей, знакомых – без работы, дома, средств к существованию.

Я не могу остаться, даже если сердце разрывается на части.

Поэтому я улыбнулась, хотя хотелось реветь в подушку. Бабушка всегда говорила, что нужно улыбаться – особенно, когда тебе плохо.

И, подхватив поднос с пустой посудой, с улыбкой на губах я вышла из комнаты, в которую не вернусь больше никогда в жизни.

А в коридоре меня ждала всё та же молчаливая девушка, что, увидев поднос, протянула руки, намереваясь его забрать.

– Я сама, – поспешно сказала я, отойдя на шаг.

Её большие страшные глаза были мне ответом, но возмущаться девушка не стала, просто посмотрела с явным неодобрением.

– Я сама, – повторила я, а затем неуверенно добавил: – пожалуйста.

Неуверенность моя была вполне обоснована – меня тут всё ещё не понимали. И вряд ли уже когда-нибудь поймут, но… улыбаемся и не думаем о плохом.

Очень вежливым тоном девушка попыталась убедить меня в… чём-то. Я стояла, продолжала улыбаться и пыталась её понять, но в итоге не поняла ни слова. Это, наверно, нервы во всём виноваты, но от абсурдности ситуации меня невольно потянуло на смех.