Через москитную сетку Федор увидел силуэт Пелагеи. Светловолосая широкоскулая нимфа с огромными серыми глазами изящно сидела на коричневом спальнике в белых трусах и растянутой майке в горошек. Она потянулась и начала расчесываться, наклонив голову набок. Пелагея была очень красива. Неожиданно она посмотрела на Федора и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.
В час дня на солнце, словно упырь, вылез из палатки Дэв Медузов. Поняв, что «все плохо», он довольно улыбнулся и потянулся. Намазав себя белым защитным кремом, он начал расхаживать по лагерю и разглагольствовать, местами тонко, местами умно, местами просто блестяще, о «состоянии текущего состояния и будущем состоянии состояния».
Федор в бессилии привалился спиной на рюкзак и закрыл глаза, как вдруг Гриб подстроил радио и послышалась
Федор вспомнил клип, где юный Маколей Калкин улетает в стену от громкости, а Майкл Джексон танцует с Наоми Кэмпбелл. «Black or white». Зажигательная песня детства. Про то, что не важно, белый ты или черный. Петька ты или Редька. Про любовь.
«Черт, вот это была жизнь! – размышлял Федор с улыбкой позже. – Да, мы поссорились с Петькой, мы все утро ненавидели друг друга, но это были настоящие эмоции, настоящий драйв! Девушки были красотками, у парней горели глаза. Мне было двадцать один, а Пелагее всего девятнадцать. Мы ничего не понимали и не думали тогда, но жили полной жизнью!»
Потом они долго плелись до лодочной базы по желтой пыльной дороге, почти как та компания, что шла в Изумрудный город искать сердце, смелость и мозги. Богомолов не имел сердца, Ребров – смелости, а Мягков, похоже, был без мозгов, но это неточно.
Светловолосая красавица Пелагея надела короткое белое платье в морском стиле, с голубыми полосками, и подол его время от времени подлетал от ветра до живота. Пелагея звонко смеялась и рукой прижимала подол к бедрам. Скоро она начала капризничать, но разве красивые девушки не имеют права капризничать? Виновным в ее мытарствах был назначен Грибоедов, Пелагея бранила беднягу, но Женя тайком выпивал, имел вид хитрого лиса и лез ко всем целоваться.
Анна, любимая Анна, вспотев, терпеливо несла маленький аккуратный рюкзак и смотрела лучистыми глазами на Федора.
Погода стояла душная, предгрозовая, тихая. Пахло так мощно, будто весь лес, вместе с клюквой, полынью и пыреем заварили в кастрюле, а людей ткнули туда лицом.
Богомолов закинул сумку на плечо, спереди и сзади надел рюкзаки и едва нес. К жизни вряд ли можно подготовиться, но Петр, очевидно, собрался поспорить с этим, так много вещей он взял. Изабелла шла рядом. Она все-таки была очень доброй и хорошей девушкой, хотя и смеялась, как конь. На одном из мест передыха она вдруг взвалила на себя огромный рюкзак Богомолова и побежала вперед, чуть оттягивая мускулистыми руками лямки от груди. Федор, шедший позади, разглядывал ее крупные икры, словно разделенные надвое шаровидными мышцами. Она выглядела деревенской девушкой, она и была из алтайских Куячей, где все детство помогала родителям по хозяйству. Пелагея зря морочила ей голову с неудобствами Гадюкино.
Изабелла всего лишь хотела помочь, но Петя накричал на нее и забрал рюкзак. «Может, и мне надо было так с самого первого дня? – позже думал Федор. – Богомолов не давал своим женам шагу ступить без его согласия, и теперь он счастлив, с женой и детьми, а я иду в пустую квартиру».
В четыре, когда они встали у причала с лодками, а мозги кипели от жары, случился бунт. Петька отказался сплавляться Жигулевскую кругосветку и уведомил всех о своем решении плыть на другой берег Волги, а оттуда ехать домой. Пелагея поддержала его. Все посмотрели на Семена Анатольевича, сидевшего с насмешливым лицом на рюкзаке.
– Я наблюдал за всеми и вот что скажу, – спокойно сказал альпинист. – Что касается меня, то я с
«Почему он так резко сказал?» – удивился Федор.