Это было абсолютным безумием — танцевать после двух страшных ночей, схватки с Колдуном, битвы с болотищами. Танцевать перепачканными, в изодранных одеждах, нежно сжимая окровавленные, исцарапанные ладони. Танцевать, когда вокруг кружат то ли люди, то ли куклы, то ли призраки.
Но тогда я видел только Вишню, ощущал тепло ее ладони, слушал, как бьется сердце, и погружался в какое-то новое, сильное, неведомое чувство. По краешку сознания скользнуло далекое воспоминание о Пионе — и тут же растворилось в тяжелых туманных зеркалах. Что мне эта кукла Пиона, когда рядом такая живая, простая и милая девчонка?
Я хотел сказать Вишне, что она мне ужасно нравится, но только крепче сжал ее пальцы. Музыка резко оборвалась, будто кто-то сорвал иглу с граммофонной пластинки. Медленно распахнулись роскошные, с бронзовыми завитками, двери — и галантные кавалеры с блистательными дамами поплыли к выходу. На нас так никто и не обратил внимания. Но в тот момент мы тоже никого не замечали.
Будто очнувшись от наваждения, Вишня пробормотала:
— Лион, что же все-таки происходит? — и я, испугавшись, увидел ее слезы. Она перехватила мой растерянный взгляд, торопливо вытерла ресницы и проговорила: — Не обращай внимания. Просто я… как Золушка. Но у нее хоть хрустальные башмачки были.
Я понял ее. Когда Вишня танцевала, ей казалось, что на ней такое же шелковое платье, как у красивых дам. Но теперь она снова видела в зеркалах свое отражение — грязные щеки, драные бриджи, потрепанный плащ, подвязанный шарфом. И дырка на левом плече.
— Ты, наверно, замерзла, — нелепо сказал я. Снял свой плащ и набросил на Вишню — видел, как ей хочется прикрыть оголенное плечо. Она не стала ломаться, благодарно кивнула.
— Пойдем за ними, — я кивнул в сторону распахнутых дверей. — Эти танцоры, конечно, странные, но вдруг там есть кто-нибудь поумнее?
— Пойдем, — секунду помедлив, согласилась Вишня. — Мы ведь тоже странные. Занесло нас из родного города неведомо куда.
— Жалеешь?
— Что ты!
Взявшись за руки, мы поспешили шагнуть в двери, больше похожие на громадные ярмарочные ворота. Но, едва мы вошли, створки с оглушительным треском захлопнулись.
— Все в порядке, — бодро заявил я (а сердце колотилось!). — Танцы кончены — дверь на замок. Идем!
Мы оказались в квадратном помещении, похожем на прежний бальный зал, только гораздо меньше. Из него двери вели в другую комнату, потом — в третью. Казалось, что нет конца этой анфиладе. Роскошные спальни — мягкие ковры, тусклые светильники, кровати с атласными балдахинами. Гостиные с каминами, диванами, напольными вазами. Квадратные переходы без мебели — только разноцветные подушки накиданы на полу.
Некоторые комнаты были пусты, в других находились люди в черных масках. Сначала мы вздрагивали, сталкиваясь с ними, здоровались, пытались заговорить, но они игнорировали нас и занимались своими делами.
Господа в черных масках выводили на рояле мощные пассажи, рисовали — набрасывали на холст разноцветные кляксы, а одна дама, когда мы решились задать ей вопрос, подхватила подол с кринолином и резво прошлась по комнате колесом. Завершив гимнастический этюд, дама, как ни в чем не бывало, устроилась на диване, расправила складки пышной юбки и уставилась в пустую стену с таким любопытством, будто видела там цирк-шапито. На ее лице тоже поблескивала маска — гладкая, точно приклеенная.
— Дураки они все, — раздраженно бросила Вишня, кинув взгляд на странную даму. — Лион, надо выбираться отсюда. А то сами такими же станем.
— По крайней мере, я точно не буду крутить колесо. Это упражнение мне никогда не давалось, — проворчал я. — Но ты права, нам лучше уйти. Только сначала все-таки поесть бы. Интересно, чем питаются эти граждане? Куча комнат, и ни одной столовой. И кухни нет. И — да, я опять про еду!
— Да ладно, я бы тоже перекусила… — призналась Вишня.
— Приветствую вас, дорогие гости! — мы остолбенели, когда в очередной комнате, похожей на маленькую гостиную в приятных кофейных тонах, навстречу нам поднялась дама в богатом черном наряде. Она, как и прочие, прятала лицо за маской (только не черной, а золотой), но, по крайней мере, не молчала, и это нас приободрило. К тому же загадочная госпожа назвала нас гостями, а не разбойниками, хотя мы без приглашения вторглись в тайное подземное жилище.
Мы поспешно поклонились.
— Здравствуйте. Меня зовут Лион, а это Вишня… Анна-Виктория. Рады услышать вас. Все остальные здесь слишком молчаливые.
Дама рассмеялась — точно по клавесину прошлась тонкими-звонкими пальцами.
— Я — Урсула, — представилась она. — Вы правы, наши обитатели не терпят пустословия. Но это великолепно! Говорить — это значит жаловаться, ворчать, страдать, делиться печалями… Либо вспоминать приключения, которые, по сути, те же проблемы! А у нас нет забот. Нет трагедий. Нет горестей.
— У вас — это у кого? — исподлобья глянула Вишня. Но Урсула, будто не расслышав вопроса, с воодушевлением продолжила:
— Поразмыслите сами. Если всё превосходно, если всё вокруг радует, стоит ли о чем-нибудь говорить? Зачем вспоминать о негодном?