Читаем Крылатый пленник полностью

– Ну, вот, видали? – усмехнулся новый знакомый Вячеслава, пехотинец. – Теперь вам ясно? Лагерь пересыльный. Сколько тысяч через него прошло – кто сочтёт? Самая сволочь и отфильтровалась, стала полицаями и баландёрами. Хорошо, что ваша лётная братва нынче не вмешалась, а то постреляли бы немцы с вышки, как говорится, и ваших и наших.

Унылые, однообразные, как дождевые капли, дни в этом пересыльном лагере сливались в недели, и казались они годами. Вячеслав перезнакомился со многими старожилами смоленского лагеря. Немцы редко показывались в зоне, здесь хозяйничали «придурки», так пленные именовали лагерную аристократию у котла. Через эту холопскую агентуру немцы усиленно распространяли слухи о вербовке пленных во власовские воинские части фашистской армии Гитлера. Военнопленным, изнурённым голодом, неволей, вынужденным бездельем, стали подбрасывать власовские газетёнки. Одна называлась «Клич», другая «Заря». Мучительный книжный голод заставлял истомившихся по печатной строке узников брать в руки эти листки. Ведь побеждали же отвращение перед мерзкой вонью баланды, чтобы чем-то заполнить пустой желудок! Точно так же, побеждая чувство гадливости, люди пытались получить из этих листков хоть какое-то представление о событиях за лагерной проволокой. В газетёнках сообщалось, что во власовской армии РОА создаётся и воздушная часть. Промелькнула мелкая заметка об инициативных группах для вовлечения русских лётчиков во власовскую авиацию. Военнопленные лётчики насторожились: нужно ожидать теперь провокационных хитростей.

Планы побега вынашивались с прежним упорством, но лётчики уже не собирались для бесед всей группой, а прохаживались по лагерю парами, тройками. Потом эти пары перемешивались, менялись. Шло как бы летучее собрание, а для стукачей оно оставалось тайной. Собирали сведения о прежних побегах из этого лагеря, проверяли мобилизованность, готовность каждого, рассчитывали на любой удобный случай: партизанский или авиационный налёт, вывод за зону, на работу, в этап.

– Товарищи, – говорил капитан Василий Терентьев, – можно предвидеть, что гитлеровцы попытаются и нас вербовать в армию своего ставленника, предателя Власова. Фрицам уже не хватает своих лётчиков. Они будут искать неустойчивых среди нас. Будут заманивать в ловушку всех, кто упал духом и ослаб. Как будем держаться, если подберутся и к нам, а, хлопцы?

– Похоже, что Терентьев прав, – сказал Вячеслав. – Вроде бы готовится что-то. Даже баландой нас обижать перестали. Суют нам «Клич» и «Зарю» неспроста. Надо всех ребят предостеречь, чтобы не поддавались на хитрости.

– Слушайте, ребята, а что, если так сделать, – подал голос один из молодых, только что сбитых пилотов, – что, если нам для виду согласиться, а потом получить у Власова самолёты и… айда к своим? А? До хаты!

– Так они тебе самолёт и доверили! – возразил Александр Ковган. – Пока ты на самолёт сядешь, они из тебя жилы вытянут. Чтобы в доверие такое войти, нужно не один месяц будет лямку немецкую потянуть, верой и правдой служить, так? Понимаешь, какой крик они в газетах поднимут? Дескать, вот советский лётчик перешёл к нам, как Андрей Курбский к литовцам, и готов сражаться против Советов! Сам посуди, какой моральный урон принесёшь родине, какой пример другим пленным подашь! Геббельсу услугу окажешь и всей их пропаганде. Ясно тебе?

– Легко честь офицерскую замарать, да отмыть её потом трудно! – задумчиво произнёс Терентьев. – Лично я с предложением товарища решительно не согласен. Скользкий и грязный путь. Не для нас, офицеров-лётчиков!

– Да что вы, товарищи, на меня втроём навалились, – смутился парень. – Я ведь так, посоветоваться…

– Вот и хорошо, что посоветовались, – заключил дискуссию Вячеслав. – Решено: никаких, даже ложных уступок врагу. Мнимый переход на службу к немцам – слишком выигрышная вещь для их пропаганды. Это можно сделать только по партийному заданию, а не по своей инициативе. Иначе все эти ребята скажут: ну, уж коли даже лётчики, коммунисты и комсомольцы, не устояли, значит, и нам, грешным, дальше голодать нечего. Покажи такой пример – голод многих погонит. А тайных своих целей ты массе не объяснишь!

– Короче: чёрту мизинчика не протянем! – резюмировал Терентьев.

Вскоре оказалось, что лётчики встревожились не напрасно. И не зря вынесли свою коллективную резолюцию!

Однажды утром, незаметно и безо всякого шума пленный лётчик Вячеслав Иванов был вызван штубендинстом в комендатуру лагеря.

– Скажите, у вас остались в бараке вещи? – осведомился комендант непривычно вежливым тоном. – Вещи у вас есть?

– Не нажил пока. Зачем меня вызвали?

– Подождите, скоро узнаете.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза