Крылатый воин (СИ)

Семнадцатого марта был нелетный день. Пятьсот третий полк находился в боевой готовности номер два, что в переводе на обычный язык означало «А вдруг распогодится⁈». Перед обедом приехал на открытом «виллисе», несмотря на снег с дождем, замполит дивизии в звании полковник — невысокий плотный мужичок в папахе из серой смушки. Личный состав — всех семерых летчиков и несколько свободных мотористов и оружейников — построили под навесом из еловых веток, где у нас было что-то типа ремонтной мастерской. Полковник по-быстрому вручил награды: три медали «За отвагу» за бои в декабре-январе оставшимся в полку летчикам и мне орден «Красное знамя» и досрочно очередное воинское звание лейтенант за двадцать один боевой вылет и уничтожение на земле шести самолетов и другой техники противника во время службы в Пятьсот одиннадцатом полку пикирующих бомбардировщиков. Майор Бабанов обещание сдержал, даже с добавкой. Так что я теперь самый крутой по наградам в Пятьсот третьем штурмовом полку. В начале войны награждали редко.

Подполковник Пивенштейн, проводив гостя, позвал меня в штаб. Там за русской печкой есть закуток с маленьким столиком и тремя табуретками, где старшие офицеры снимали стресс. Командир полка достал из-под кровати баул, а из него темно-зеленую большую бутылку вина.

— Как смотришь на «Рислинг»? — на всякий случай спросил он.

— А на него надо смотреть⁈ — пошутил я.

— Кому как! Народ здесь предпочитает водку, — сказал он, наполняя до половины граненые стаканы.

— Шлемазлы! — вынес я приговор.

Мы выпили за новый чин и орден, который в обед еще предстоит обмыть, погрузив в кружку с двумястами граммами коньяка, положенные мне по такому случаю, и пустить ее по кругу.

— Зря ты перешел в мой полк, — искренне сказал Боря Пивенштейн. — У нас с наградами и повышением туго. Дают редко и мало кто доживает. Только пять человек преодолели планку в десять полетов. В твоем прежнем полку такими темпами стал бы его командиром через пару лет. Раньше, я думаю, война не закончится.

— Бери все три, — подсказываю я и спрашиваю: — А почему тебя не продвигают? Подполковники сейчас, как минимум, заместители командира бригады.

— И даже дивизиями командуют, — соглашается он.

— Каманин? — предполагаю я.

— Он самый, — подтверждает мой собеседник. — Я хорошо рос, пока два года назад не схлестнулись с ним по пьянке. Я не удержался, сказал ему кое-что — и стал инспектором ВВС в Орловском военном округе. Если бы не война, так и сидел бы там.

На следующее утро командир полка раздал задания двум парам летчиков исправных самолетов. Паре из Второй эскадрильи поручил поддержать наступление нашей пехоты, а нам с капитаном Айриевым — найти и уничтожить батарею тяжелых пушек.

— Как сказали артиллеристы, калибр у них сто семьдесят миллиметров, находиться могут километрах в двадцати от линии фронта и по курсу примерно двести шестьдесят градусов от этой точки, — он показал на карте.

— Батарею могли ночью перевезти. Немцы тоже не дураки, знают, что их засекли. Направление и дистанция высчитываются запросто, — возразил я.

— Откуда знаешь⁈ — удивился подполковник Пивенштейн.

— В университете, пока на летчика не выучился, на военной кафедре учили, как это делать, — нашелся я.

— А тебя разве не для химических войск готовили? — спросил он.

— Договорился, чтобы в артиллерию перевели к математикам, — ответил я.

— Тогда тебе виднее, где их искать, — сделал вывод командир полка.

Командир Первой эскадрильи согласился с ним и предложил мне быть ведущим:

— Как найдешь их, поменяемся.

Мы загрузили во внутренние отсеки по двадцать четыре бомбы АО-20М. Это стасемимиллиметровые осколочно-фугасные снаряды для дивизионной пушки с приваренным стабилизатором. С оригинальными авиационными бомбами начались напряги. АО-8М — переделка семидесятишестимиллиметрового осколочного снаряда для старых пушек, 'ФАБ-50 — фугасного стапятидесятимиллиметрового, ФАБ-70 — двеститрехмиллиметрового.

Над районом, где по данным артиллеристов была батарея, добрались минут за пятнадцать. Покружили там над лесами и полями, поискали севернее, южнее, западнее. В одном месте я заметил следы от гусениц, выходящие из леса. Сперва подумал, что там танки прятались перед атакой. Потом вспомнил, что это на самолете линия фронта рядом, а для гусеничной техники далековато. Полетел над дорогой в ту сторону, куда они уходили, и через пару километров обнаружил похожие следы, уходящие в лес. Там между деревьями находились позиции четырех больших пушек с длинными стволами и восемь гусеничных тягачей под маскировочными сетками защитного цвета — эдакие темные холмики на белом снегу, к которым вели двойные колеи.

Я покачал крыльями и пропустил комэска вперед. Мы сделали разворот и легли на боевой курс так, чтобы в первую очередь накрыть стоящие почти в ряд пушки. С пикированием градусов пятнадцать скинули на них все бомбы. Со второго захода обстреляли из пушек и пулеметов тягачи. Заодно я зафиксировали на кинокамеру, что все четыре тяжелых орудия сильно пострадали, вести огонь не смогут.