Столовая была почти пустая. За столом старшего комсостава сидел подполковник Пивенштейн, пил в одно рыло компот. Заметив меня, позвал за свой стол. Официантка на сером алюминиевом подносе перенесла туда мои тарелки и два стакана: в одном сто грамм коньяка, в другом компот.
— Добавлю? — предложил командир полка, показав опустошенную на две третибутылку коньяка.
— Наливай, — согласился я, потому что погода испортилась, больше не полетим.
Он разлил содержимое бутылки на двоих, поставив пустую на пол у ножки стола.
— За победу! — как-то безрадостно предложил он и махнул полстакана, не закусив, хотя я придвинул к нему свою тарелку с макаронами и жареной треской, порядком мне надоевшие.
Я выпил треть, проглотил пару ложек жиденькой ухи с картошкой и спросил:
— Что случилось?
— Меня переводят в Пятьсот четвертый полк командиром эскадрильи, — ответил он.
— Не объявили врагом народа — уже хорошо. Сделаешь десять вылетов, как положено штрафнику, и опять станешь командиром полка, — подбадриваю я.
— Для меня это смертный приговор. Я не такой фартовый, как вы с Арменом, меня быстро собьют, — печально произнес он.
— Вот только мне не ной, что ты не фартовый, — тихо начал я. — Когда ты мне рассказал, как малолеткой проскочил мимо тюрьмы и сумел поступить в летное училище, я сразу понял, что ты очень везучий.
— Особенно мне повезло с Каманиным! — саркастично молвил Боря Пивенштейн.
— А тебе не приходило в голову, что он тебе жизнь спас? — полюбопытствовал я.
— Неужели⁈ — продолжил он тем же тоном.
— Да, — подтвердил я. — Если бы ты стал Героем Советского Союза, известной личностью, к тебе бы многие присмотрелись внимательнее, и кто-нибудь вспомнил бы твоего отца, выпускника химического отделения Императорского Новороссийского университета, и твоего деда, владельца химического завода по производству красок. Так что скажи спасибо этому подонку.
Сарказм сменился страхом, даже черная щетина затопорщилась на побледневшем лице.
— Расслабься, Боря. Если бы я был стукачом, ты бы уже давно сосны пилил, — сказал я.
— Откуда ты знаешь про отца? — тихо спросил он.
— Моя мама после гимназии, в семнадцатом году, устроилась секретаршей к твоему деду, и твой папаша приударял за ней, обещал развестись с женой и увезти во Францию, — придумал я. — Маман, когда выпивала немного чересчур, любила помечтать, как сложилась бы ее житуха во Франции.
— Так вот кого проклинала моя мама! — повеселев, произнес он. — Как-то подслушал ее разговор с подругой. Жаловалась на какую-то молодую стерву, которая хочет мужа увести.
— Не увела и во Францию не попала. Вышла замуж за бывшего военного летчика, который через семь лет, заступившись за незнакомую женщину, погиб от ножа грабителя, — продолжил я сочинять.
— Значит, мы с тобой почти родственники, — иронично сделал вывод Боря Пивенштейн.
— Да, братья по несчастью, — поддержал я. — Так что не ной, что ты неудачник, а соберись и в бой. Летай, как Кириллов, только по своим не бей. С задним стрелком не так опасно, как было раньше. Десять, может, пятнадцать вылетов — и вернешься на прежнюю должность. Долго подполковника в командирах эскадрильи держать не будут.
— Утешил! — повеселев, молвил он. — А то я совсем раскис.
— Подарю тебе трофейный автомат «МП-40». Вроде бы, как талисман работает: подолгу в ремонте стою, — предложил я.
— Не откажусь, — сразу согласился Боря Пивенштейн.
53
На следующий день подморозило, тучи разошлись. До обеда сделали два боевых вылета. В первый раз бомбили во второй раз аэродром Питомник. По ночам на него прилетают транспортные самолеты, привозят припасы и увозят раненых. Лучше было бы совершить налет ночью, но погода сейчас меняется быстро, да и опыта ночных полетов нет ни у кого в нашем полку. Самолетов осталось мало, решили не рисковать.
Во время второго вылета отработали мелкими осколочными бомбами по отступающим румынам. Это наша любимая цель. Изгалялись над ними долго, со вкусом, пока снаряды и патроны не кончились. Домой летели под низкими темными облаками, из которых начали падать снежинки.
К ночи потеплело, повалил снег. Утром было плюс восемь, и взлетная полоса превратилась в кашу из снега и грязи, даже истребители застревали. Летчики целыми днями валяли дурака. Кое-кто — дурочку.
Подсохло только к двадцать восьмому ноября. С утра командир полка объявил нам, что полетов не будет, но чтобы готовились на завтра, если опять не пойдет снег. Я вернулся в землянку, завалился на верхнем ярусе, чтобы никто не мешал отоспаться после увлекательной ночи. Там меня и нашел посыльный из штаба.
Подполковник Пивенштейн передавал дела штурману полка Метелкину. Процесс сводился к фразе «Ты и сам знаешь, где что лежит».
— Собирайся, поедешь со мной в Ленинск. Пришел приказ отправить тебя в Куйбышев. За новым самолетом, наверное, — сказал мне бывший командир полка.