В таком же виде прибыл к начальнику Красноярской перегонной трассы полковнику Мазуруку. Ему тридцать шесть лет. Лицо неглупое, но и умным не назовешь. Как-то по нему сразу было видно, что плохо образован. Пять лет назад стал Героем Советского Союза за высадку с транспортного «ТБ-3» на льдину научной дрейфующей станции «Северный полюс-1».
— На чем воевал? — первым делом спросил он.
— Двадцать один боевой вылет на «Пе-2» и тридцать семь на «Ил-2», — ответил я.
— Если на «Пешке» летал, значит, с любым тяжелым самолетом справишься! — радостно сделал он вывод. — На истребителях приходилось?
— На «Ишачке», но только учебные полеты, — сообщил я.
— Совсем хорошо! — продолжил радоваться полковник Мазурук. — Мы перегоняем бомбардировщики «А-20» и истребители «П-40». Слышал о таких?
— Никак нет! — отчеканил я.
— Английский язык знаешь? — без всякой надежды задал он вопрос.
— Так точно! — выдал я.
— Что, знаешь⁈ — удивленно переспросил начальник перегонной трассы.
— Говорю свободно, в том числе обо всем, что связано с самолетами. Я учился в аэроклубе параллельно с занятиями в университете. Попросил преподавателя подобрать мне слова по этой теме, — дал я расширенный ответ.
— А-а, если ты в университете учился, тогда понятно! — нашел он решение головоломки. — Значит так, забираю тебя из Пятого перегонного полка, полетишь со мной в Фэрбанкс. Командиру твоего полка майору Матюшкину я сам скажу.
— Есть! — коротко произношу я, стараясь не показать, что именно этого и хотел. — Когда вылет?
— Где-то дней через пять, может, больше. Как пригонят американские самолеты, полетим с экипажами в обратную сторону, — рассказал он.
55
Выход в город был для меня свободный, поэтому отправился на ознакомительную прогулку. Первое, что напрягало — приходилось постоянно отдавать честь, потому что военных здесь, как мне показалось, больше, чем на фронте, где этим не заморачиваются. Зато виды на Енисей и горы здесь шикарные.
Увидел по пути ателье по пошиву одежды. Зашел. Возле входа была высокий кассовый аппарат, за которым сидела невыразительная девчушка лет семнадцати, вся такая радостно-восхищенная, какими бывают в промежутке между окончанием школы и замужеством, если он не затягивается. Рядом с ней на стене висели образцы тканей, всего пять, ситец женских расцветок, причем удивительно некрасивых. Надо было постараться, чтобы так нелепо подобрать цвета и создать такие дурацкие узоры. Хотя в начале двадцать первого века пошли бы на «ура!». В то время, чем долбанутее была одежда, тем современней. В противоположной от входа стене были две двери, обе закрытые.
Обменявшись приветствиями, я спросил:
— Можно у вас заказать парадную военную лётную форму — френч и брюки навыпуск?
— Военную? — переспросила восхищенная девчушка и позвала громко: — Яков Соломонович!
Портной был старым седым ашкенази с печальным взглядом, каких много встречал в предыдущую эпоху. Тогда причиной невзгод были неудовлетворенная во всех отношениях жена и бестолковые дети, а сейчас, как понимаю, добавилось еще и безденежье.
— Я вам сделаю мундир, в каком вы будете выглядеть генералом, но принесите материал. У нас такого нет. У нас ничего теперь нет. У нас только на подкладку осталось. Шьем из того, что даст заказчик, а он не дает ничего, — многословно обрисовал он ситуацию.
— А где можно купить? На базаре? — поинтересовался я.
— И на базаре тоже. На базаре есть всё, но не всегда. Сперва зайдите в «Военторг». Он дальше по улице, в универмаге на втором этаже. Там иногда бывает шикарный материал только для военных. Вам продадут, вы же офицер-летчик, — ответил он.
— Быстро сошьете? — спросил я.
— За четыре дня, но вам, как военному, за три, — ответил портной.
Универмаг выглядел нарядным и пустым. Женщины-продавцы от скуки, наверное, понавырезали из оберточной бумаги снежинок, ленточек, елочных игрушек и развесили на пустых полках, хотя до Нового года почти месяц. На второй этаж вела широкая лестница с массивными, деревянными, покрытыми лаком перилами, по которым только и съезжать. Предполагаю, что детвора ходит сюда именно для этого, а ее гоняют. В отделе «Военторг» товаров имелось много, несмотря или потому, что война. Продавцом была пухлая сладкая сорокалетняя женщина с ярко накрашенными и увеличенными до смешного губами и двумя широкими черными дугами нарисованных бровей — мечта бездарного поэта. Увидев меня, она разомлела заранее. Увидев ее, я подумал, не зайти ли завтра? Может, другая будет работать? Времени было в обрез, поэтому бросился в сладкий омут с головой.
— Конечно, есть! Темно-синий габардин, артикул сто двадцать пять, по цене сто семьдесят рублей за метр, — заулыбавшись, ответила она на вопрос о наличии материала на летную парадную форму.