Крылья

Оставаться снаружи не хотелось: Дима вернулся в вагон и, порывшись в вещмешке, достал галеты. Кипятка в поезде не оказалось: усталый проводник предложил ему набрать воды на станции, постаравшись не опоздать до отправления. Воспользовавшись этим советом, Дима наполнил фляжку и даже успел наспех умыться и сбрить появившуюся щетину, лишь потом приступив к завтраку.

Спустя примерно полчаса паровоз издал долгий пронзительный свисток, и состав тронулся в дальнейший путь. Алкоголь у пассажиров уже, судя по всему, закончился, однако ситуацию попытались исправить вновь прибывшие бойцы, поделившиеся с жаждущими собственными стратегическими запасами. Хватило их, правда, ненадолго.

День прошел без каких-либо происшествий, незаметно опустились сумерки. В этот вечер Дима долго не мог уснуть, сидел, привалившись к холодной стене вагона, глядя сквозь пыльное стекло на алый солнечный диск, опускающийся в темно-синюю пелену облаков на западе, на окрасившееся золотисто-розовыми оттенками чужое небо, которое так и не сумело пока еще стать для него своим. Он глядел на темнеющий горизонт, за которым словно за невидимой и непреодолимой чертой осталось все его прошлое, вся прожитая жизнь, казавшаяся теперь далеким и смутным воспоминанием…

Когда он открыл глаза, поезд стоял, время от времени с пронзительным шипением стравливая пар из клапанов тормозов. Снаружи виднелась усыпанная светлым камнем железнодорожная насыпь, за ней тянулась, докуда хватал глаз, бескрайняя степь, усеянная фигурками людей и машин, меж которыми виднелись выбеленные солнцем шатры военных палаток.

– Приехали, собирайся! – поторопил Диму как всегда бодрый и подтянутый Алекс. – Если поспешим, успеем попасть на место к обеду.

Что-что, а жратва и выпивка всегда для него на первом месте.

Спрыгнув на насыпь, Дима тут же нацепил на голову кепи с серебристой сурганской кокардой: сквозь разрывы белых кучевых облаков выглядывало солнце, припекало. Вокруг замершего без движения состава царила суета: из дверей выпрыгивали солдаты, их товарищи скидывали им вслед баулы и вещмешки, тут же в соседний вагон грузили раненых. Еще с десяток носилок, прикрытых окровавленными холщовыми накидками, дожидались своей очереди в сторонке, а возле них гулким роем кружились мухи. Поднимая густые облака пыли, мимо протарахтел открытый автомобиль на спиртовом ходу, четверо солдат осторожно укладывали в запряженную парой тяжеловозов подводу переложенные соломой ящики с артиллерийскими снарядами. Крики, обрывки разговоров, гомон и толкотня.

Где находится расположение первой авиагруппы второй воздушной армии, никто толком не знал. Алекс долго опрашивал на сей счет снующих мимо солдат и унтер-офицеров, но безрезультатно. Наконец один из ефрейторов посоветовал ему обратиться к военнослужащим интендантского полка тылового обеспечения, которые развозили провизию бойцам прифронтовых частей, указав примерное направление к месту их обитания. Они-то уж точно должны знать.

Тыловиков удалось разыскать относительно быстро. Спустя непродолжительное время среди личного состава интендантства нашелся и сержант, лично доставлявший топливо, воду и еду авиаторам. После бойкого обсуждения, сопровождавшегося рисованием планов прямо на пыльной земле, примерное расположение аэродрома было все-таки установлено, а вскоре отыскалась и груженная ящиками с винтовочными патронами телега, отправлявшаяся примерно в нужном направлении.

Из разговоров Алекса с местными вояками Дима сделал вывод, что железнодорожники высадили их возле аламейской границы – дальше поезда не ходили, поскольку на подступах к осажденному Ахтыбаху пути могли быть заминированы, а у самого города и вовсе были разобраны. Ориентирование на местности в целом затрудняло еще и то обстоятельство, что окрестный пейзаж представлял собой плоскую как стол равнину – ни холмика, ни деревца, ни какой другой примечательной вешки, за которую можно было бы зацепиться взгляду.

Телега неторопливо пылила по подобию колеи, продавленной колесами среди стелющегося по земле вьюна и жухлого пустоцвета. Сама степь вокруг была обезображена бороздами гусеничных траков, оставивших повсюду свои следы причудливыми петлями и кольцами. Пару раз навстречу попадались конные разъезды, а потом Дима разглядел в стороне обугленную тушу закопченного танка со свернутой набок орудийной башней. Вскоре то справа, то слева стали появляться глубокие воронки от снарядов, чем дальше, тем чаще, – некоторые почти идеально круглой формы, иные с осыпавшимися неровными краями. Судя по всему, еще совсем недавно в этой безжизненной степи шли нешуточные бои.

– Когда-то здесь были плодородные земли, – задумчиво сказал по-русски Алекс, нагнулся через край телеги, подхватил тянувшуюся из земли травинку и засунул ее в рот. – Леса были, поля, реки даже. Нефть в Аламее добывали, продавали лес. Потом случился Катаклизм, «высокомолекулярная чума», как ее тут называют, нефтеносные пласты исчезли, вода ушла, вот и получилась такая степь. Жарко, пыльно, ни черта не растет.