Крылья

Снадобье, которым была густо смазана лежащая на глазах марля, приятно холодило обожженную кожу. В лазарете пахло медицинским эфиром, спиртом и еще какой-то химией, которую по обыкновению используют в больницах. Где-то в соседнем помещении гремели в тазу железные инструменты, кто-то, шаркая, прошел по коридору. В палату заглянула медсестра, поздоровавшись, поставила на столик рядом с кроватью чашку горячего курмана и снова скрылась за дверью.

Собственно, Дима довольно-таки легко отделался. Незначительный ожог век и кожи лица, также чуть подкоптились стопы и лодыжка. Неприятно, но терпимо. Осматривавший его врач, качая головой, сообщил, что Дима, наверное, родился в рубашке – сурганский эквивалент этой пословицы звучал как «Небесная Мать колыбель в ладонях держала». Жить будет, но сутки придется провести под медицинским наблюдением.

– Что там хоть произошло-то? – задал Дима давно мучавший его вопрос.

– Перегрев и взрыв патронного ящика, – откликнулся Алекс. – Третий случай уже. Гейс долго на инженеров матерился. В первый раз самолет прямо в воздухе сгорел, потому что в ящике зажигательные патроны были, во второй пилота взрывом убило, как шрапнелью. Эти недоумки ящик прямо в моторном отсеке разместили, вот и греется, зараза. После первых двух случаев между ним и кабиной укрепленную переборку установили, но, как видишь, не помогло. Зато ты первый выживший. Даже машину посадить сумел. Гейс тебя сразу в старшие сержанты представил, уже и приказ подписал, а конструкторы теперь будут всю схему полностью пересматривать.

Выходит, передача «Шпангеля» в боевые эскадрильи снова откладывалась на неопределенный срок. Может быть, это и хорошо: пусть уж лучше воюющие на фронте пилоты получат испытанную, проверенную и надежную машину, чем такой вот полуфабрикат, готовый в любую минуту загореться в воздухе. Да и не собирался Дима, если быть уж до конца честным, долго участвовать в этой войне: у него имелись сейчас совсем иные цели и задачи.

Дождавшись, пока заглянувший проведать его Алекс отправится по своим делам, Дима отлепил с глаз целительную повязку и осмотрелся. Палата небольшая, одноместная, расположена на первом этаже лазарета, примыкающего, насколько он сумел запомнить, к тому самому административному зданию, куда сегодня утром его таскал Нос. В единственное окно, выходящее на стену жилого корпуса, заглядывают зеленые ветви густого кустарника. Проверка показала, что окно, запиравшееся на простую щеколду, открывается легко. Это хорошо, можно будет выбраться наружу незамеченным и в точности так же проскользнуть потом обратно.

Дима улегся обратно на койку и вернул на место компресс. Кожу неприятно стянуло ожогом, а на виске она и вовсе потеряла чувствительность. Заживет, но следы наверняка останутся.

Тем временем в коридоре снова послышались шаги, на сей раз не шаркающие, а вполне уверенные и быстрые. Низкий мужской голос пробубнил что-то неразборчивое, высокий женский – скорее всего дежурившей на посту медсестры – ответил, затем шаги стали приближаться к дверям его палаты. Дима сразу же узнал этот голос.

Шеер по-хозяйски зашел в помещение, поморщился от терпкого медицинского запаха и, брезгливо сняв кончиками пальцев повязку с Диминых глаз, присел на краешек его кровати, бросив марлю прямо на пол.

– Пока вы тут прохлаждаетесь, уважаемый камрад Шпитцен, специальная комиссия в Танголе ожидает от меня подробного отчета о причинах сегодняшнего авиационного происшествия, – высокомерно заявил он.

– Так напишите, – с равнодушным видом пожал плечами Дима, – инженеры, насколько мне известно, уже подробно отчитались о произошедшем.

Шеер рывком склонился над ним, опершись руками о края кровати, и практически уткнулся своим громадным носом в Димино лицо.

– Не валяй дурака, Шпитцен! – прошипел он. – Я знаю, что ты загубил самолет намеренно! Твоя подрывная деятельность не пройдет даром, я заставлю тебя сознаться во всем!

– О, вот это вы обратились точно по адресу, – улыбнувшись как ни в чем не бывало, отозвался Дима. Особист, кажется, слегка растерялся от этого неожиданного заявления.

– В каком смысле?

– В смысле, в лазарет. Я слышал, тут даже есть отдельное помещение для буйнопомешанных. Кормят здесь неплохо, вам понравится.

– Молчать! – завопил Нос, вскочив на ноги и вытянувшись во весь свой невеликий рост. – Говори, мерзавец, зачем ты уничтожил новый аэроплан? Кто тебя подослал? С какой целью? Каким образом тебе удалось поджечь в воздухе машину? Ты будешь говорить или нет?

– Вы же сами приказали мне молчать, господин лейтенант, – изобразив на лице непонимающее и даже слегка обиженное выражение, отозвался Дима.

– Вот что я тебе скажу, Шпитцен, – вновь приблизил свою физиономию к его лицу Нос. – Ты о моих чувствах по отношению к себе знаешь, я тебя, сволочь, отправлю под трибунал либо как предателя, либо как шпиона. Хрен ты у меня отвертишься. Еще пожалеешь, что мамаша тебя на свет родила. Слишком много себе позволяешь, говнюк.