Не у всех такая привычка, конечно. Вот у Инночки ее точно нет. И у Коли ее нет, и у Рустама, и у толстого Лени. А у Надежды Николаевны – есть. У обеих старых учительниц – тем более. Вера в то, что их не оставят в беде. Что спасут. Не слушайте их, когда они говорят, что доброты и справедливости на свете не существует. Есть она в них, эта вера, ее можно лишь ослабить и загнать глубоко в подкорку, но совсем истребить нельзя. Именно эта вера заставляет их разговаривать с должностными лицами любого ранга исключительно тоном агрессивной жалобы. Вы, вы обязаны! Не мы. Мы с вас не слезем и не пошлем вас подальше раз и навсегда. Вы обязаны!
Они никогда не научатся заботиться сами о себе. Надежда Николаевна еще из успешных – не то супруга чиновника средней руки, не то сама чиновник. Но и она отравлена тем же ядом. Скажи ей сейчас, что восстановление связи с Большой Землей в ближайшие сутки сомнительно, — начнет громко и долго возмущаться.
Но мы, конечно, ничего такого ей не скажем,
— Да-да, — покивал Феликс, решительно со всем с6глашаясь, и взял кусочек сахара – уже четвертый, между прочим! — Обязательно. Непременно. Я даже думаю, что работы могут начаться ночью, как только прибудет следственная группа. Они тут кое-кого заставят шевелиться. Так что мы с Виталием сейчас пойдем спать, чего и вам советую, — он по-доброму усмехнулся. — Следователи, свидетели, то, се… Боюсь, что сегодня ночью нам не дадут как следует выспаться. Всех начнут трясти по полной программе…
Надежда Николаевна нервно вздохнула и ничего не сказала. Феликс допил чай и. поднялся со стула.
— Ну, спокойной вам ночи. Попытайтесь плотнее прикрыть форточку – дует. Пошли, Виталий… Да! — остановился он, словно на него нашло озарение. — Пока есть время, попытайтесь тщательно продумать свои показания. Уборная и никем не замеченный спуск по скрипящей лестнице – это не очень убедительно…
— Вы нам не верите?! — воскликнула Надежда Николаевна. Не берусь утверждать, что преобладало в ее восклицании – негодование или испуг.
Только теперь Феликс провел осторожный хук. Не ради нокаута – ради выигранного очка.
— Я сделал вид, что поверил, — кротко объявил он. — ОНИ не станут изображать, будто поверили. В этом вся разница.
Пари держу, он ждал взрыва. Но вряд ли предполагал, что бикфордов шнур окажется столь короток.
— А ну, катитесь отсюда! — ужасным голосом заорала Инночка. — Вон! Брысь! С вашим чаем! Подонки! Чмо! Так. Попили чайку…
— Мы уже уходим, — сказал я, чувствуя, что мне давно пора вставить словечко. Хотя бы напоследок. — А вы подумайте. Порепетируйте.
— Инна! — в отчаянии простонала Надежда Николаевна.
— Ма, не верь, он гонит! Тварь! Оба твари!!!
— Инна! Где ты была? Я мать, я должна знать это!. Доченька…
Доченька билась в истерике. Не хотел бы я, чтобы она бросилась на меня. Пока утихомиришь, заработаешь как минимум фингал под глазом или иное какое телесное повреждение. Еще меньше я хотел, чтобы она начала швыряться стаканами.
Или чайниками.
— Где ты была?! — из глаз Надежды Николаевны медленно катились слезы, размывая косметику.
— Не твое дело! — визжала Инночка. — Ты тварь, а не мать! Внизу, внизу я была, ясно? — нелогично проорала она без всякого перерыва. — Внизу! Во втором номере! Что, не имею права с парнем переспать? Не имею, да?! Я почти совершеннолетняя! А ты – ни себе, ни людям, фригидная курва! Что ты в сексе понимаешь?..
Надежда Николаевна зарыдала.
— С Колей или Рустамом? — деловито спросил Феликс. В ответ Инночка только бешено выматерилась по его адресу. — С Рустамом, верно?
— Ничего я вам не скажу! Гады! Падлы! Пшли вон! Только следователю!..
Я подумал, что сейчас Феликсу настало самое время провести второй хук – объявить, что присутствующий здесь Виталий Мухин имеет некоторое отношение к органам и погоны носил. Но мне почему-то казалось, что такое заявление ничуть не подействует.
Похоже, и Феликсу так казалось, поэтому он просто произнес:
— И точно так же будете ему врать, юная леди? Не советую.
— Инна, — мучительно всхлипнула Надежда Николаевна, — теперь и они знают…
Я согласно кивнул. Мы знали. Мы оба знали, что в момент убийства Инночка отнюдь не сидела в уборной. Она находилась на первом этаже, очень близко от жертвы. Возможно, на расстоянии вытянутой руки.
— Где изумруд? — напрямую рубанул Феликс.
— Что-о?!
— Изумруд. Из-за которого погиб Борис Семенович. Продолговатый зеленый камешек примерно вот такого размера.
Я взглянул на бедную Надежду Николаевну и поспешно отвел взгляд. Сейчас бы я с удовольствием хлобыстнул стакан водки. Не зря основная профессиональная болезнь следователей – алкоголизм…
— Не знаю я никакого изумруда! — глаза Инночки злобно и изумленно вытаращились. — Вы что, дело мне шьете? Ага, щас! Разбежались! Может, обыщешь меня? Давай, обыскивай….
— Инна, не надо…
— Молчи, ма! Пусть, пусть обыщет! Пусть мне в задницу заглянет! Обломается! Изумруд какой-то ему подавай…
— Кто первым вышел из второго номера? — рявкнул Феликс. — Ты? Рустам? Отвечай!