Крылья черепахи

Полоса шоссе перед домом изрублена гусеницами танков и тягачей, асфальт полопался, как яичная скорлупа. Военной технике это все равно, но отчаянно пылящие автомобили с беженцами катят на небольшой скорости прямо по степи – так надежнее и безопаснее. Очень многие идут пешком, неся на плечах убогий скарб, — эти как раз держатся близ шоссе и, издали завидев дом, ускоряют шаги.

Все они хотят пить, многим нужна также еда, а некоторым и лекарства. Иные платят, другие уверяют, что не могут заплатить, но обитатели дома равно помогают всем. Некоторым семьям с детьми они охотно предлагают бесплатный ночлег, но беженцы почему-то наотрез отказываются и, передохнув совсем немного, успокоив хнычущих детей, торопливо уходят вдоль шоссе на восток. Они немногословны, у них пропыленные серые лица и пустые глаза.

Да и дом уже не выглядит нарядным, как прежде: кремовые стены грязны от жирного выхлопа дизелей и степной пыли. Кажется, будто дом съежился и застыл в недоумении: что происходит? Он верно служил людям, он намерен служить им и далее, он все понимает, но разве можно доводить человеческое жилище до состояния, когда оно противно само себе? Фу!

Дом знает, что начал хворать. И капельки смолы, что по-прежнему выступают на стенах в жаркий день, больше похожи не на светлые слезы радости, а на мутный гной.

У мужчины и женщины очень мало свободного времени. Женщина помогает беженцам, кое-как успевая хлопотать по дому, мужчина занят культивацией овощных грядок и вместе с сыном чинит дождевальную установку, которая барахлит. Надо торопиться: давно не было дождей, всходы на полях могут засохнуть. По счастью, поля лежат в стороне от человеческого потока.

Нет времени починить ограду сада, раскрошенную в щепу каким-то бронированным чудовищем, переломавшим заодно несколько плодовых деревьев. Усталый водитель заснул за рычагами, и стальной бронтозавр съехал с шоссе, это бывает. Сад обезображен, на, конечно, лишь на время, а потом он зацветет краше прежнего. Ничего, шепчет мужчина, прислушиваясь к рычанию моторов очередной автоколонны. Ничего, скоро это кончится…

— Папа, тут спрашивают тебя, — голос сына отчего-то напряжен.

На берете офицера кокарда корпуса горных стрелков. На головах солдат каски с той же эмблемой: снежный барс в атакующем прыжке.

— Нам нужны ваши лошади.

Мужчина не понимает.

— У вас есть лошади, — терпеливо повторяет офицер. — Они нам нужны.

Мужчина по-прежнему ничего не понимает. Затем молча тянется к вилам.

— Не делайте глупостей, — морщится офицер. — Мы реквизируем ваших лошадей для нужд армии. Я оставлю вам расписку, после войны можете требовать компенсацию. Вы, надеюсь, патриот?

— Я патриот, но…

— Где конюшня?

Лошади встревоженно ржут, не доверяя чужим с их запахом дыма и металла. Мужчина треплет лошадей по холкам, гладит вороные гривы. В глазах у него стоят слезы.

Взнуздать – дело недолгое. Мужчина стремится поскорее покончить с ним, но не успевает: из дома выбегает дочь с котенком на руках.

— Папа, ты отдаешь наших лошадок?

Мужчина понуро кивает. Он не может ничего сказать.

— Папа, я не хочу! Папа, ты скажи им, так нельзя! Это наши лошадки! Па-а-апа!..

Офицер тоже человек. Он отворачивается. Солдаты выводят лошадей под уздцы.

С клочком бумаги – распиской в руке мужчина долго стоит у дверей осиротевшей конюшни. Дочь рыдает навзрыд. Из ее рук, мяукая, выдирается нашего не понимающий котенок: почему с ним не играют?

— Нам их вернут, — лжет отец, гладя девочку по голове.

— Когда?

— Не знаю, но вернут. Вот увидишь.

Весь остаток дня он, пытаясь забыться в работе, чинит насос дождевальной установки, и к вечеру оно полностью исправна. Вечер приносит успокоение в расстроенные мысли: надо потерпеть, и все кончится. Как видно, наступают тяжелые времена, но такое не раз бывало и прежде и всегда в конце концов заканчивалось, рано или поздно. И теперь закончится. Надо только перетерпеть.

И все будет хорошо.

Уже под утро я уснул-таки и вновь увидел кусочек моего странного сна с продолжением. Досмотреть до конца не удалось – противно запищал наручный будильник Феликса, тявкнула бульдожка, я очнулся, заворчал, заворочался и, наконец, восстал ото сна, которого почти не удостоился. И тотчас же наступил в лужу.

Мой негодующий крик разбудил всех. Кто? Почему лужа? Чья? Кто посмел?? Уничтожу! С недосыпа я был мало расположен к шуткам и шутникам. Попадись мне только этот шутник…

Несколько секунд я тупо таращился себе под ноги. Вода была везде. Она покрывала пол сплошным слоем, ковер впитал ее в себя, сколько мог, и затонул на мелководье. Мои ботинки пока стояли на мели, но вот-вот были готовы отправиться в плавание без руля и ветрил.

— А ведь это из подвала течет, — задумчиво сказал продравший глаза Феликс. Сунув ноги в ботинки, он выбежал в коридор, шлепая по воде, и скоро оттуда донесся его голос: – Ну точно. Хлещет.

Со вздохом я выжал мокрый носок, натянул его снова и обулся. Со вздохом надел куртку. Поискал и со вздохом нашел гнутый лом.

— Правильно, — одобрил Феликс. — Погоди, я помогу.