Крылья черепахи

— Вам понятно, Виталий? Отчасти вы правы: высокий паводок – не диво. На Земле в зоне риска наводнении живет миллиард человек. Но раз вам понятно, тогда будьте добры объяснить мне кое-что. Мне, представьте, непонятно…

— Если смогу – с удовольствием, — искренне предложил я.

— Тогда дайте мне руку и немножко погуляем, — сказала Мария Ивановна, — У вас сейчас нет срочных дел?

Дела у меня были: разжечь огонь в камине, однако я без особых угрызений совести решил, что Феликс справится с этим ничуть не хуже меня. Опираясь на мою руку, пожилая учительница повела меня вверх по течению протоки. Вовремя: позади раздался лай и визг бульдожки, выведенной на прогулку Миленой Федуловной. Встречаться лишний раз с последней, мне не хотелось; Лене, кажется, тоже, но он, не будучи приглашенным на прогулку, благовоспитанно отстал. Скоро и сам «Островок» потускнел, утратил очертания и стал казаться неопределенным пятном в тумане. До стрелки острова, обозначенной завалом тающего льда и расковыренным мной и Колей фундаментом сауны, оставалось еще шагов пятьдесят, когда Мария Ивановна остановилась.

— Смотрите.

Я раньше услышал, чем увидел. Журчала вода, перекрывая плеск реки. В том самом месте на коренном берегу, где я всего лишь несколько дней назад с ленцой наблюдал карабкающегося «елочкой» лыжника, шумел и бурлил мутный поток, подмывая корни старой ели и низвергаясь в Радожку. Не будь гасящего звуки тумана, я услыхал бы его еще от «Островка». Да и увидел бы тоже.

— Что вы на это скажете?

— Тает, — сказал я очевидное, пожав плечами. — Тает и течет. А неслабо течет…

— Талая вода обычно стекает по оврагам и многолетним промоинам, — авторитетно пояснила Мария Ивановна. — Если же она находит для стока случайное место, как сейчас, это может означать только одно: воды так много, что она не успевает стекать по традиционным естественным водостокам. Это небывалый паводок, Виталий.

Я молчал.

— Собственно говоря, это вообще не весенний паводок – тот происходит от таяния снега. Тут нечто другое… Вы не хотите прогуляться на тот конец острова?

— Не очень.

Пожилая учительница посмотрела на меня с осуждением.

— Не обижайтесь, Виталий, но вы ленивы и нелюбопытны. Пушкин писал о именно таких, как вы. Но если вам лень месить ногами мокрый снег, придется поверить мне на слово: там вскрылся родник, да такой мощный, каких я никогда н видела. Наверное, даже мощнее, чем в нашем подвале, — бьет прямо фонтаном…

В затылке у меня вдруг запульсировала болезненная точка. Словно ворона тюкнула клювом.

— А вода… тоже соленая?

— Пресная. Чуть-чуть минерализованная, и только. Соли почти не заметно. Хуже то, что она теплая…

На сей раз я не стал произносить «ну и что?» – не стоило выглядеть в глазах умной учительницы окончательным идиотом. Я промолчал. Мысли ускользали. Да и не мысли это были, по правде говоря, а так, в лучшем случае заготовки-полуфабрикаты мыслей, аморфные и скользкие, как амебы. И все как одна нехорошие.

Лучше уж опилки в голове, как у Винни-Пуха.

— Потрогайте воду в реке, — сказала Мария Ивановна, высвобождая мой локоть. — Не бойтесь, потрогайте..

Я потрогал.

— Холодная?

— Да. Градусов пять, наверное.

— А по-моему, семь или восемь. Конечно, человек – неточный прибор, но, пусть даже правы вы, а не я, пять градусов тепла – это нормально? Сразу после ледохода? Не ноль градусов, не один… Нормально, что весь лед на реке растаял за сутки? Нормально, что без всякого арктического антициклона вода теплее воздуха?

— Нет, наверное, — ответил я, вспомнив к месту «есть многое на свете, друг Горацио…», но не произнес это вслух. Сухонькая старушка мало походила на друга Горацио – еше меньше, чем я на датского принца.

— Происходит что-то странное, — зябко кутаясь, проговорила Мария Ивановна. — Что-то небывалое. Я не нахожу, этому объяснения. Помните тот внезапно появившийся водоем на дороге? Я имею в виду, когда мы сюда ехали и не смогли проехать прямо. Да, я вам очень признательна, Виталий, за вашу помощь. Моя зарплата, знаете ли…

Вот и ответ. Я не очень надежен, я изнеженный городской житель, избалованный к тому же вниманием публики, и не умею пилить дрова, но я хотя бы щедрая душа, и со мной можно рискнуть пооткровенничать.

Это я-то щедрая душа? Гм.

— Пустое, — махнул я рукой. — Забудем об этом.

— Я не забуду. Спасибо. М… о чем это я? Да! А на следующий день выяснилось, что и по объездной дороге автобус уже пробирается в санаторий с трудом. И Феликс видел море разливанное… Потом и объезд залило основательно, так что мы оказались попросту отрезанными от внешнего мира…

— Это они попросту отрезаны от внешнего мира, — поправил я, махнув рукой в сторону невидимых отсюда корпусов санатория. — А мы не попросту. Мы дважды отрезаны.

— Ну да, ну да, — закивала Мария Ивановна. — А вы вспомните тот водоем на дороге… Что над ним было?

— Да вроде ничего, — я пожал плечами. — Пар, и только.

— Вот именно, пар. Густой пар. Водоем был теплым. Мы тогда еще подумали, что прорвало какую-то промышленную трубу…

До меня наконец дошло.

— Так вы думаете, что та вода… того? Не из трубы, а из земли?