Крылья черепахи

Вдвоем мы кое-как расширили отдушину в фундаменте. Соленый ручей, берущий там исток, сразу стал мощнее и весело зажурчал. Через полчаса мы заметили, что вода уходит с первого этажа. Азартно гикая, Викентий помогал ей, гоня шваброй мелкие цунами.

Делать в корпусе было нечего, и я вновь вышел на воздух.

Сегодня было заметно теплее. Снег таял вовсю, и кое-где уже открылась черная земля, лохматая от прошлогодней травы. Возле корпуса, где было утоптано, снег держался, не собираясь сдаваться так быстро, и соленый ручей промыл в нем извилистый Гранд-каньон в миниатюре.

У ручья сидел на корточках толстый Леня, подбирал какие-то камешки и плевал в воду.

— Виктор Гыгы, — поддел я его. — «Человек, который плюется».

Он радостно взгыгыкнул, захрюкал и забулькал. Люблю сангвиников, с ними просто.

Помутневшая Радожка несла вырванные с корнем кусты, огрызки досок, бутылки и прочий мусор. Почему-то не было ни одной льдины. За ночь вода поднялась, и здорово поднялась, зато туман немного поредел. Верхушки сосен на правом берегу Радожки различались довольно отчетливо, а левый берег проступал смутно, лишь намекая на то, что он вообще есть.

Удивительно: Мария Ивановна не следила за внуком и вообще покинула корпус. Я нашел ее бредущей вдоль протоки от нижней оконечности острова к верхней в неизменном пальто и пуховом платочке. Вид у старой учительницы был задумчивый.

— Доброе утро, — окликнул я ее. — Прогуливаетесь? На том берегу никто не появлялся?

Она вздрогнула и покачала головой. Кажется, ее мысли были заняты совсем не этим.

— Сегодня, возможно, прилетят, — продолжал я на оптимистической ноте. — Туман-то уже не тот, а?

— Не тот, — безразлично согласилась Мария Ивановна. — Скажите, Виталий, вон та палка… да-да, та, что в воде… ее Феликс при вас вбил? Во сколько примерно часов это было?

Я не сразу сообразил, о какой палке идет речь, и тем более не сразу заметил кол, полностью укрытый водой. Его немного покосило течением, но если бы он стоял прямо, то, наверное, как раз достал бы до поверхности текущей воды.

— Часов в семь, наверное, — сказал я, подумав. — Как раз начало смеркаться.

— А какой он был длины? Хоть примерно.

— Примерно вот такой, — отметил я ребром ладони на бедре.

— Сантиметров восемьдесят пять – девяносто?

— Да, наверное… А что?

— По меньшей мере шесть сантиметров в час… — Мария Ивановна печально покачала головой. — Если вода и дальше будет так прибывать – плохо наше дело.

— Почему плохо? — спросил я, спрятав улыбку. — Зря вы так думаете, честное слово. Во-первых, нас вытащат отсюда не сегодня, так завтра. Во-вторых, вода до «Островка» не достанет, тут ей по высоте еще метра четыре…

— Поменьше, — поправила меня Мария Ивановна. — Метра три с хвостиком.

— В-третьих, вода вообще скоро начнет спадать, — продолжал я. — Мало ли, что быстро поднимается… Может, выше по течению прорвало плотину. Или сбросили воду, чтобы не прорвало.

Мария Ивановна вздохнула. Убежден: с такими вздохами сожаления она ставит двойки в дневники оболтусов, брякнувших, что Волга впадает в Черное море.

— Дельная гипотеза, дельная… Насчет плотины – это да… Только вот какое дело, Виталий: на Радожке нет никаких плотин. Разве что мельничные запруды в самых верховьях, но они наверняка давно разрушены. Теперь там перекаты.

— Откуда вы знаете? — запальчиво спросил я. Она лишь улыбнулась немного грустной улыбкой, а я понял, что сморозил чушь. Фанатичные географички старой выучки знают о своем предмете все, соперничая в этом отношении с генштабистами. Некоторые из них, разбуженные посреди ночи, с легкостью назовут длину реки Пис и вычертят карту глубин озера Титикака. И уж если они утверждают, что на Радожке нет плотин, значит, нет ни одной, даже самой завалящей.

— Лучше бы плотины были, — просто сказала Мария Ивановна. — Знаете, в Ярославле до зарегулирования Волги вода в иные паводки поднималась на двенадцать метров…

Утешительное известие.

Подошедший сзади заинтригованный Леня присвистнул. Толщина мешала ему повертеть головой, поэтому повертелся всем корпусом, остановил взгляд на «Островке» и присвистнул снова:

— Это по самую крышу.

— Так то на Волге, — не очень уверенно возразил я.

— Конечно, конечно…

Нет, Мария Ивановна совсем не хотела со мной спорить. У меня даже появилось подозрение: не пожалела ли она о том, что затеяла со мной этот разговор? Может быть, она считает меня вздорным паникером?

— Какое нынче число? — поинтересовался я. — Девятнадцатое?

— Восемнадцатое.

— Скажите, а это вообще характерно? В смысле, ледоход и паводок в это время?

Мария Ивановна помедлила, прежде чем ответить. Похоже, у нее еще оставались сомнения на мой счет. А может быть, насчет толстого Лени.

— Для этих мест? Нет, Виталий, не характерно. Реки здесь вскрываются в середине апреля, — она пожала плечами, словно содрогнулась от холода. — Хотя бывают, разумеется, аномальные годы, тем более, знаете ли, общее потепление климата…

— Понятно, — сказал я.

Она кротко заглянула мне в глаза.