Крылья для землянки

— Не особо. А ты волнуешься? — уточнил он и с детской непосредственностью ткнул ее кулаком в плечо: Расслабься, все с ним будет хорошо. Ты его просто в бою не видела.

— Ты тоже, — огрызнулась Лиска, почувствовав насмешку.

— Я знаю, на что он способен, — сказал Меркес, и она почувствовала в его голосе немного зависти, но больше восхищения и гордости. Ее кольнуло в подреберье: хорошо, когда можешь гордиться отцом, а она своего даже не знала. Впрочем, в Дейке потерянного родителя ей искать не хотелось, особенно после поцелуя за завтраком.

— Мы с твоим отцом помолвлены, — внезапно выпалила она прежде, чем могла бы остановиться. Просто ей очень хотелось кому-то рассказать и увидеть реакцию.

Меркес ее не разочаровал — таких ошеломленных глаз она давно ни у кого не видела, а у горианцев, пожалуй, что и никогда. В какой-то момент она даже испугалась, что реакция будет крайне негативной, но потом он помотал головой и рассмеялся:

— Да ладно! С ума сойти. Нет, ты серьезно? Да когда вы успели?

Вне себя от изумления, Меркес выпаливал эти фразы, даже не позволяя ей ответить, и Лиска засмеялась:

— Сегодня за завтраком. Я сама удивлена, но мою помолвку с Виером расторгли, и… в общем вот так, — она беспомощно пожала плечами и только потом посмотрела на Меркеса с легкой опаской:

— Ты не против?

— Да при чем здесь я, — выпалил горианец, искренне удивленный. — Это ваши дела. Ты сама-то как?

— Ну… честно говоря, пока очень рада, — призналась Лиска с удивившей ее саму откровенностью.

— Вот и хорошо, — Меркес послал открытую улыбку и встал:

— Не обидишься, если я тебя одну оставлю на часок? Надо встретиться кое-с-кем.

— Нет, — разочарованно выдавила Лиска и проводила его глазами. Ей еще о стольком хотелось расспросить его, в особенности об операции на Шаггитерре, но она понимала, что Меркесу не очень-то интересно подолгу болтать с ней. Оставалось только дождаться Немема, который должен был прилететь к вечеру. Может, он окажется общительнее.

Ее сердце сжималось каждый раз, когда она думала о Дейке. И чем больше она думала, тем больше чувствовала, что влюбляется. Буквально так, с каждой минутой, каким бы глупым это ни казалось. И все теперь шло слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ее щеки загорались, едва она вспоминала о том, как утром разглядывала его, и как легко он прочитал ее мысли. Но потом воспоминания о поцелуе снимали все тревоги, связанные с глупым положением, в котором она очутилась за завтраком.

Зато тревогу об операции на Шаггитерре ничто не могло снять. Особенно учитывая то, что она понятия не имела, что это такое. Все ее представления о спецоперациях сформировались на основе земных новостей о боевиках, ликвидированных во время оных, и сцен в фильмах с кровавыми перестрелками и людьми в черных масках. Но она не представляла Дейке в черной маске. И тем более не представляла его, убивающим кого-нибудь.

Внезапно вскинувшись, Лиска вновь включила коммуникатор: Дейке ведь сказал, что заварушка на Шаггитерре будет во всех новостях, так почему же она их еще не смотрит?

Дейке.

Спецоперации никогда не возникали по расписанию, но эта, пожалуй, побила все рекорды по несвоевременности в его жизни — это, пожалуй, можно было сравнить с тем, как ему сорок лет назад пришлось улететь час спустя после рождения Немема. И половину времени родов Велси Тхорн стоял буквально над его душой и грозил всеми смертными карами, напоминая об офицерской чести, клятве верности и всем прочем. Тогда Дейке смог отжать у командира несколько необходимых ему часов, теперь — нет.

Предложить девушке помолвку, толком не поговорить и смыться на несколько недель — это было сильно, особенно учитывая нестабильность ее психики в период интенсивного обучения телепатии вкупе с издержками адаптации на Горре.

Хотя в целом Лиска адаптировалась замечательно — это даже удивляло, насколько спокойно она восприняла переезд, насколько редко вспоминала о Земле. Дейке радовался, что оказался прав: у нее были слабые связи с родными. По сути, на родной планете ее не держало ничто, кроме, как говорится, силы притяжения. Правда, во время сканирования за всю жизнь он приглушил ее память о детстве, и с этим еще предстояло разбираться, когда адаптация более-менее закончится.

Там, в ее детстве, он обнаружил такой клубок проблем, что ему стало немного не по себе. Лиска никогда не работала с хорошим психологом, никто никогда не помогал ей корректировать ее травмы, и теперь, по горианским меркам, она была психически нестабильна, почти больна. В частности, сильный страх и другие негативные эмоции представляли для нее опасность. Тот срыв, который допустил Виер, стал для него последней каплей — стало совершенно очевидно, что такой жених для нее опасен. И еще ему стало очевидно, что он до боли хочет позаботиться о ней сам.