Крылья Эжена (СИ)

Эйнара колотило от злости и нетерпения, он закрыл ладонью рот, искаженный наслаждением. Эжен не мог принять его без боли и теперь пытался вырваться из цепких объятий — он выл под ладонью своего покровителя и плакал, проклиная свой длинный язык, но Эхо отпустил его тело, лишь получив свою долю счастья. Он тяжело дышал над лицом Эжена, который пытался сейчас вывернуться из-под него и отпихнуть.

— Мне больно, Эйнар.— Но тот с трудом приходил в себя — он заменил свою боль на чужую. И лишь получив звонкую пощечину от мальчишки, он покинул его тело, оставляя на белых простынях розовые следы.

— Что ж, если тебе надоела эта связь, давай покончим с этим, — Эйнар успокоился, натянул бриджи, собрал свое оружие, пока маленький стервец не набросился на него с его же собственным кинжалом — и такое бывало, их расставание было не первым и не последним. И покинул комнату, позвякивая шпорами.

Лежать на спине, распростертым, как портовая шлюха, ему было не привыкать, но с каждым днем принц стал навещать его все чаще. Иногда Эжен просыпался на его плече — делал вид, что недоволен, демонстративно зажимал нос и орал, чтобы любовник не смел больше являться пьяным и немытым. Эйнар лишь смеялся, щелкал его по носу и заставлял собирать разбросанную по всей спальне одежду. Он ржал над слабыми попытками маркиза вытолкать его взашей из своего флигеля без завтрака, как тайного любовника, но силенок не хватало даже чтобы сдвинуть руку Эйнара, которой он подпирал голову, а второй — отдавал указания:

— Посмотри на том шкафу. А под ним? Нет, погоди, я сейчас помогу тебе! — все заканчивалось одним, наиболее неприятным способом для многострадальной задницы Эжена. Эжен выходил из себя, начинал размахивать своей шпагой и требовать удовлетворения, в связи с подмоченной репутацией, а Эйнар не успевал разозлиться. Вскакивал голышом с кровати, и его тело красноречиво доказывало, что фехтовать они точно не станут, а вот наказать зарвавшегося засранца, Эхо, как опекун, просто был обязан.

— Мне двадцать два. В этом возрасте мужчина может завести семью и детей. О каком опекунстве вы изволите мне говорить? — Эжен тяжело дышал прямо в грудь Эйнара, который заламывал его руку вместе со шпагой за спину и прижимал наглеца к себе.

— У меня к вам, месье, самые отеческие чувства. Разве вы, голубчик, в данный момент не видите этого?

— Ооо, трудно не заметить проявления вашей искренней симпатии ко мне! Но я прошу дать мне выбор. Возможно… — тянул хитрец, - я мог бы давно выбрать себе более надежного покровителя. Более свободного и менее популярного у народа. — Синий, пока что мирный океан в глазах фаворита, покрылся коркой льда, но он готов был в любую минуту выплеснуться на берег, из-под прикрывших его ресниц. Эжен азартно улыбался своему возлюбленному и ждал ответного хода. Эйнар, почувствовав удовольствие от игры, больно надавил на сжатые кулаки парня, и вырвал у него шпагу:

— Не будет этого! Запомни, Эжен, ты только мой, и я устал говорить тебе, что пока я не подыщу тебе подходящую партию или…

— Или я выведу вас, мой принц, настолько, что вы захотите избавиться от меня? — Эжен вздрагивал от нетерпения и желания: “Скорее бы Эйнар прекратил эти игры и, наконец, нагнул меня на любом столе или у стены, ох!” — он непритворно вздохнул в голос, и для Эйнара это было сигналом: он рассмеялся и подхватил Эжена на руки. Все-таки Эхо очень отзывчивый человек!

— Как же ты легко заводишься, мой … мой … мой, — нашептывал он парню, вздергивая его у зеркала. Эйнар не сводил тогда глаз с Эжена, просил потерпеть свой гнусный характер и двойственность, но, кажется, Эжен его совсем не слышал. Тогда, покидая маркиза, Эйнар накрывал расслабленного любовника одеялом и гладил темные, как смола волосы — он так любил целовать их еще в детстве Эжена, иногда позволяя себе и, правда, отеческие ласки. Эжен засыпал под его простыми ласками, а принц отправлялся умываться и вершить свои государственные дела.

А Эжен продолжал думать и мечтать. Рисуя в воздухе рукой прощальный поцелуй, он точно знал, что Эхо вернется. Он улыбался и верил в то, что для принца нет альтернативы. С каждым днем ему все страшнее было выходить из домика в саду. Он трясся от одной мысли, что Эжени вернется и застанет его тут, но закон этой странной северной страны уважал лишь права супруга. Эйнар запретил Эжени появляться во флигеле — будущая королева всегда вне подозрения. Старые проделки забылись, но червь сомнения грыз не только Эйнара, но и двор. Никто не смел шептать за спиной у Эжени, говорить, что ее связывает с малышом маркизом нечто большее, чем юношеские проказы. Она скучала, слала ему угощения и подарки. Потом в ход пошли письма. Эжен метался с каждой ее записочкой в руках, припечатывал ее к груди жестокосердного любовника и молил о встрече с подругой:

— Что изменилось?! Разве найдется хоть кто-то, кто поверит, что Эжени и я можем переспать. Это глупость. Я люблю ее больше жизни! Люблю, как девушку, которая покорила тебя. Только с такой я и могу быть близок.