— Нет… Он не адвокат… Но он с отличием закончил юридический факультет, был стипендиатом, великолепно распределен, но по работе не повезло… — Надя чувствовала, что этого ей не следует говорить, но было уже поздно.
— Где он работает сейчас? — Лицо Гарри стало строгим и как-то сразу постаревшим.
— Он?.. — Надя замялась. — Он…
— Не мучьте себя. Если нельзя говорить — я не настаиваю. Мне только обидно за одно. — Опечаленный взгляд Гарри упал на стол.
— Чем я вас обидела? — виновато спросила Надя.
— Вам, русским, нельзя верить. Вы даже за дружеским столом актеры. Только сейчас мы пили за встречу на Эльбе, за дружбу, за искренность… А через минуту вы уже дипломаты.
— Вы серьезно обиделись?
— Когда друзья неискренни в мелочах, можно ли с ними говорить честно о серьезных делах?
— Я вам скажу. Только… прошу вас — не говорите об этом с Дмитрием. Ему стыдно говорить о своей работе.
— Еще раз напоминаю, если вы не хотите этого сказать — не делайте этого.
Над столом повисло тяжелое молчание. Мимо прокружилась в вальсе пара. Гарри смотрел через плечо Нади, а сам думал о чем-то своем, далеком, не относящемся ко всему тому, о чем они только что говорили.
— Он потерял работу… Но это временно… Ему обещают работу по специальности.
Слова Нади не произвели на Гарри того впечатления, которого она ожидала. Ничто не изменилось в его лице. Он только грустно улыбнулся и продолжил то, что хотела, но не решалась сказать Надя.
— Мне кажется, у него не все в порядке в личной судьбе?
— Да… Так обидно!.. Это был лучший студент курса.
Подошедший официант положил на стол счет. Гарри рассчитался и, что-то прикидывая в уме, посмотрел на часы.
— Вы торопитесь? — спросила Надя.
— Мы, туристы, время рассчитываем до минуты. Столько хочется посмотреть, запомнить…
Гарри и Надя не заметили, как к столу подошли Дмитрий и Альберт.
— Ну как? — спросил Гарри у Альберта.
— Можно начинать все сначала, — ответил Альберт.
— Нет, нет… Мне хватит… — Шадрин резко отмахнулся и полез за деньгами. — Я хочу рассчитаться… Меня ждут дома.
Как ни пытался Дмитрий отдать деньги, ему это не позволили. Альберт даже обиделся.
— Для старых солдат это мелочно, — упрекнул он Дмитрия.
Шадрин уступил, положил деньги в карман, хотя в эту минуту они для него потеряли всякое значение. Он свободно мог бы отдать их старику швейцару.
Все, что было дальше, Дмитрий не помнил.
…А когда проснулся наутро — долго лежал с закрытыми глазами. Шаг за шагом он пытался припомнить все, что было вчера после ломбарда. Он отлично помнил, как вошел в ресторан, как потом пришла Надя, как за их стол сели двое иностранцев… Пили, произносили тосты. Дмитрия угощали, он курил американские сигары, рассматривал какие-то открытки и фотографии, потом снова пили… Потом перед глазами всплыла иностранная машина. Длинная, приземистая, черная… С буквой «Д» на номерном знаке.
Поддерживаемый под руки Альбертом и американцем, Дмитрий сел на заднее сиденье. И это он помнил. Была с ними и Надя. Он слышал голоса Альберта и Гарри, но их самих не видел. Помнил, как машина тронулась… Все, что было дальше, вдруг неожиданно словно провалилось в черную бездонную пропасть. И это Дмитрия больше всего пугало. Уткнувшись лицом в подушку, он лежал неподвижно. «Если бы все было сном! Если бы можно было вычеркнуть из жизни этот вечер!» — с этой мыслью Дмитрий, не открывая глаз, нащупал под подушкой, на валике дивана, выпирающее кольцо пружины, которое Ольга несколько раз просила заделать. «Слава богу, дома».
В голове — нудный, однотонный звон, во рту — тошнотный привкус водочного перегара.
В напряженной тишине с нарастающей тревогой тикали стенные ходики. Двенадцать часов. На стуле, возле дивана, лежал пакет и записка. Он развернул записку:
«Митя! Откуда у тебя столько денег и эти мерзкие фотографии? Ничего не понимаю. Будила тебя долго — ты, как мертвый. Ухожу на работу с недобрым предчувствием. Приду сегодня раньше. Целую — Ольга».
Дмитрий взял со стула пакет. В лощеной синей бумаге были завернуты деньги и фотографии с видами американских небоскребов и бойких мест Бродвея. «Тысяча рублей… Откуда?..»
Страшная, как черная молния, догадка прорезала мозг Дмитрия. Он вытянулся во всю длину дивана и долго лежал неподвижно, уставившись на потолок. «За что ты меня наказываешь, жизнь? Что я сделал тебе плохого?..»
Дмитрий встал и положил на стол пачку сторублевых бумажек. Дрожащими пальцами взял фотографии и стал рассматривать: это были знаменитые европейские танцовщицы. На одной из них, на обороте, он прочитал:
«Гарри, Гарри!.. — Шадрин бросил пакет на стул. — Как ты купил меня встречей на Эльбе».