— Да ты шутишь? — пораженно оглянулась на меня Войт.
— Ни капли. Как только тот, кому ты отправила сообщение, появится на территории рисе, причем повсюду, ему передадут, потому что абсолютно все эти существа связаны. Ну, при условии, что это не кто-то относящийся к ним враждебно.
Летти наклонила голову и внимательно всмотрелась в очередную группу щуплых фигурок.
— Прости, конечно, за сомнения, но как, черт возьми, кто-то такой… эм-м-м… субтильный, сможет защитить меня во сне?
— У них есть свои секреты и магия, — пояснил я и уже сам напрягся, чувствуя приближающиеся вибрации чужой силы.
— Что-то я сомневаюсь… — пробормотала моя женщина, и, будто подтверждая ее опасения, подземные жители порскнули прочь, как стая испуганных птиц, издав громкий предупреждающий свист.
— Летти, встань мне за спину и ничего не бойся, — прошептал я ей на ухо, стремительно вскакивая и увлекая за собой. — Если начнется заварушка — быстро отходишь к деревьям. Рисе позовут тебя к себе. Соглашайся и дождись там меня.
— Объяснишь, в чем дело? — спросила она тихо и без тени страха, выполняя мой приказ без малейшего промедления и восхищая меня мгновенной собранностью.
— Не сейчас.
— Окей, — сухо кивнула она, — от меня не будет толку в твоей драке, так понимаю. Главное — не мешать?
Силы небесные, я обожаю эту женщину.
— Неужели ты настолько разуверился в нашей дружбе, что даже прячешь от меня свою самку, подозревая в желании навредить ей?
Хард, одетый во все черное и с такого же цвета распущенными волосами, выступил из-за крайнего дерева, как если бы и сам был порождением ночной мглы.
— Ты шел пешком, не летел. Так, словно хотел приблизиться незаметно.
— Всего лишь потому, что в округе слишком много всякого народу, показываться которому я не стремился. Но точно не для того, чтобы коварно прервать твой пикничок и навредить той, кого ты упрямо и ошибочно, по моему мнению, зовешь своей.
— Твое мнение в этом вопросе меня не интересует.
— Очень жаль. Но могу я все же на правах друга, конечно, возможно, бывшего для тебя, поговорить с тобой наедине? Клянусь своей семьей, что пришел один, и как бы мне ни казалась неправильной твоя связь с человеком, не было и не будет у меня мысли вредить, той, что тебе сейчас дорога. Наоборот, обещаю защищать ее, если придется. По крайней мере, пока ты не прозреешь. — Хард сдержанно и с оттенком насмешки кивнул Летти. — Хотя мне интересно, что будет делать твоя человеческая женщина, когда найдется единственная наших родных кровей самка, что будет претендовать на тебя.
— Может, пошлю ее на хрен, как и некоторых слишком любопытных и бестактных друзей, сующих свой нос куда не просят? — без малейшей дрожи в голосе ответила Войт. — Но могу и попытаться попортить шкуру чем-то острым или огнестрельным, если не достигнем понимания с первого раза.
Я же уже говорил, что обожаю эту женщину? Да? Ладно, тогда могу упомянуть, что за малым не кончил от откровенной агрессии в ее тоне и языке тела и уж, естественно, от смысла слов. Второй раз за сутки она открыто заявляет, что меня присвоила. Хард всегда говорил, что у наших самок собственнический инстинкт развит едва ли чуть слабее, чем у самцов, и я, торжествуя, вопросительно поднял бровь, глядя ему в лицо. Наставник, кажется, растерял свою невозмутимость лишь на мгновение, но тут же взял себя в руки и развернулся.
— На пару слов. Это ненадолго, — рыкнул он и скрылся в темноте.
Обернувшись к Летти, я увидел, что она смотрит зло и колюче в том направлении, где исчез Хард. Очевидно, что между моим наставником и моей женщиной абсолютно взаимная неприязнь. Угнетало ли меня это? Нисколько. Войт не нежная лилия, язвительность и враждебность Харда ее не проймет и даже не заденет, скорее, это родная среда обитания для нее. Морально она ему не уступит, а физически он поклялся не вредить ей. Но если рискнет… будет много шума, крови и разрушений.
— Иди, меня не нужно стеречь, и бежать я точно не собираюсь. А вот объясниться нам придется позже, де-е-етка, — протянула она, усмехнувшись мне кривовато.
Я нахально сграбастал ее и поцеловал, не торопясь, обстоятельно, давая какие угодно обещания и вкладывая преклонение перед ее невозмутимостью, особенно после недавнего столь нервного момента. Догнал Харда у речушки, где он стоял, изображая упрекающее мрачное изваяние на фоне серебра водной глади.
— Я не буду больше спорить с тобой об опрометчивости твоего выбора женщины. На самом деле, она достойна всего восхищения, что может дать ей мужчина, теперь я это вижу. Но этот мужчина и самец не ты. — Я только открыл рот, чтобы указать ему на то, что последнее утверждение мало похоже на "не буду спорить", но Хард опередил меня: — Ты же никогда не выяснял, как звали и кем был тот, чью сущность пришлось поглотить ради обретения человеческой ипостаси?
— Какое это имеет значение? Он был почти мертв и его жизнь совершенно точно оконч… — Отчего-то мне захотелось немедленно остановиться, развернуться и уйти, да, к хренам, позорно сбежать от этого разговора. Мне это не нужно.