Марфа встала с кушетки, откинула назад заплетенную косу. После смерти мужа она оделась нарочито просто, траурно. Ни шитья, ни роскоши, ни даже драгоценностей. Простенькое темное платье, стянутые черной лентой волосы… Она и не знала, что горе смахнуло с ее лица все признаки возраста. В полумраке Краковского дворца вдовствующая королева казалась неземным существом…
Исхудавшие пальцы – она три дня ничего не ела, кусок в горло не лез – сломали знакомую печать. Буква «С» на темном воске изогнулась, словно змея, переплетаясь с буквой «Р». Сестра Софья. А ведь она тоже несколько лет назад…
Марфа решительно раскрыла письмо. И побежали перед глазами строчки, написанные ровным четким почерком. Сестра не сочувствовала. Она – понимала. И писала о детях, о том, что жизнь продолжается.
Марфа медленно сложила письмо. Убрала в стол, посмотрела в окно. Может, и правда съездить? Мужа она похоронила, вот побудет месяц с сыном, чтобы он привык, – да и в путь? На хороших лошадях… Хоть перед смертью русскую речь услышать.
В какой стране ни живи, а все одно тоска по родине прорывается. Что такого в земле русской, каким ядом она отравлена? Будь ты хоть трижды королевой, но зашелестят рано или поздно за окном березы, пробежит по подолу солнечный зайчик, плеснет знакомой синью река… Родина там.
Обязательно надо съездить.
Стучат копыта коней, поскрипывают колеса карет, Марфа вспоминает разговор с сыном.
Марфа мирно дремала, когда тишину дороги разорвали выстрелы и крики умирающих. Первым желанием было выскочить из кареты и бежать. Вторым – подумать головой. Бегущая женщина, кто бы ни напал на кортеж, будет только обузой. Своим придется дополнительно защищать ее, а врагам хватит одного удачного выстрела.
Она, увы, не так проворна, как в семнадцать лет. Да и… Оружие!
Марфа скользнула рукой в карман на дверце кареты. Рукоятка кинжала пару секунд приятно холодила пальцы, а потом нагрелась от стиснувшей ее ладони. Женщина привычно спрятала лезвие в складках ткани и принялась ждать. Через пару минут дверца распахнулась.
– Ваше величество, будьте так любезны…
Протянувший ей руку дворянин был смутно знаком. Королева напряглась и припомнила.
– Ян Яблоновский. Верно?
– Польщен, что вы помните меня, ваше величество.
Марфа не приняла руки. Выскользнула из кареты, огляделась.
– И зачем вы напали на моих людей? Что происходит?
– Мне поручено проводить вас туда, где вам все объяснят. Вы позволите?
– Не позволю. – Марфа отстранилась от протянутой руки. – Извольте объяснить все здесь и сейчас. Или потащите меня силой?
– Что вы, ваше величество…
А глаза – темные, злые, хищные, сомнений не оставляли. Еще как потащит.
– Будьте любезны объясниться. Вдруг я пойду с вами по своей воле?
Легкая ирония не осталась незамеченной окружающими. Всадники переглядывались. Хоть и схизматичка, но королева оставалась королевой. И католичество она давно приняла, и тридцать с лишним лет на троне не могли не сказаться. Большинство из окружающих другой королевы и не помнили, кроме Марфы.
Ян скрипнул зубами, но сказать ничего не успел. Всадники раздвинулись, пропуская юношу на гнедом коне. Хотя… нет, не юноша. Ему уже лет двадцать пять – тридцать, но красив. Возраст на нем совсем не сказался. Развевается голубой плащ, блестят зубы, блестят тщательно уложенные локоны… Она его помнит?
Марфа покопалась в памяти, но – увы.
– Позвольте представиться, ваше величество. Пан Станислав Лещинский.
– И что же вам угодно от вдовствующей королевы, ясновельможный пан? Надеюсь, не руку и сердце?
Всадники засмеялись. Они чувствовали себя безнаказанными. Сильными, храбрыми, неуязвимыми… Ну что может сделать пожилая женщина? Пусть потешится, пока ей позволяют!
– Что вы, пани, – в тон ей ответил Станислав. – Намного меньше. Всего лишь пригласить вас в гости.
– Так ради этого вы перестреляли мою охрану?