Даю пустить зеленую ракету бойцу из своего наряда – им это прикольно, сами просят. Мне-то не жалко. Ас пошел на посадку. Вот ведь чертяка! Шасси и закрылки выпустил в последний момент. В принципе в боевых условиях так и требуется (по нашим еще ненаписанным фронтовым нормам). {Посадка машины – один из самых сложных моментов управления. Маневр строится на предварительном спуске по определенной траектории – «глиссаде» – со снижением высоты и скорости. При этом большое значение на аэродинамику снижающейся машины оказывают выпускаемые шасси и механизация крыла. В случае с Ил‑2 – «закрылки». При малом опыте пилота действия, описанные в тексте, могут привести к потере управления и авиационному происшествию. Автомобильный аналог: двигаясь на маршевой скорости, замечаете «дырочку» на парковке и, не снижая хода, делаете резкий поворот, втискиваетесь в свободное пространство, и только в последний момент нажимаете на тормоз. Слабо́? Однако уже с середины 1942 года вблизи фронта все садились именно таким способом, поскольку он был более быстрым по времени и более скрытным.} Но опять же – что-то этот парень рискует там, где не надо. Ха-ха – «скозлил». Тоже мне, «герой неба!»
«15–18. № 18 посадка – в штатном режиме».
Машины на задании. КП больше никого не поднимает. Ждем. Ждем возвращения Храмова и его группы. И с поста никуда не уйдешь, и заняться нечем. Можно только ждать. Один боец и телефонист при мне. Второй убежал в БАО – будут разбитый «Ил» в капонир ремонтной мастерской эвакуировать. Придумал, чем можно заняться! Надо «домой» написать. Старался хоть раз в неделю, но обязательно отправлять письма. Сам же обещал. Кроме того, если что-то правильно помню, то на фронте вести дневники и записи личного характера было строго запрещено. Вот пусть моим дневником станут письма. Конечно, с учетом поправки на ветер, то есть на цензуру. Про то – нельзя, про это – тоже не следует. Кто-то рассказывал, что «неправильные» фразы и предложения вымарывают. По-моему – это брехня. Легче треугольничек письма просто отправить в печку, чем сидеть и что-то там зачеркивать. В принципе обстоятельство, что проверяют письма, – дело правильное. А то у нас сколько бойцов, столько и «звонарей». Судя по литературе, которую читал о Войне, Абвер свой «Брот» совершенно заслуженно «эссен».
Когда был в отпуске, заметил, что Дарья Никитична письма своих сыновей в коробочку из-под печенья на буфете складывает и хранит. Если что – так я по своим письмам сумею восстановить то, о чем обычно не сообщают. Поэтому буду писать про природу и про погоду. Напишу, какая у нас на поле трава, какие красивые и стройные березки в перелесочке напротив. Буду читать и вспомню, как бойцы моего наряда ветками забрасывали разбитый «Ил» и как над березками, над краем поля поднялся уродливый черный столб дыма на месте падения подбитого штурмовика. Обязательно напишу про едва шевелящийся колдун и потом, прочитав, вспомню, как это было – ждать своих с вылета. Блин, ну вот честно… Лучше бы сам ушел на задание.
Так! Спокуха! Еще не хватало, чтобы красноармейцы из моего наряда заметили, как мне тошно. Письмо хотел писать – вот садись и пиши! …Коля… Кто же это был… Такой невысокий плотный парнишка? Он еще за своим звеньевым из «стариков» как привязанный ходил. Наверное. Вроде бы…
Да не могу я на фиг! Черт бы все побрал! Я даже сейчас спокойно сидеть не могу! У меня самописка в руках пляшет. Конечно же, головой понимаю – это отсроченная реакция на то, что было пару часов назад, но я же не индийский йог, чтобы полностью себя контролировать! Все-все-все! Я сказал: «Все!» Начинаю писать письмо. Что нужно для начала? А! Для начала надо подвинуть телефониста, а то вон как развалился – весь стол занял. И вообще, он и так целый день сидит – пусть походит немножко, а то и вправду заставлю щель копать.
Пока Чернов (он сегодня РП) не звонит, можно уделить десяток минут эпистолярному жанру.
«Здравствуйте, мои дорогие! Выдалось свободное время, и я решил вам написать. Сообщаю, что у меня все хорошо. На здоровье не жалуюсь. Кормят нас отлично. Новые ребята, которые прибывают в полк из училищ, через некоторое время меняют свое обмундирование на следующий размер, потому что поправляются. Погода у нас солнечная, но не жарко. Дожди, которые шли в начале месяца, почти совсем прекратились. Стало сухо и можно ходить в лес. В свободное время мы там «охотимся» за черникой и земляникой. Иногда уходим в сторону болотца, чтобы собрать клюкву, только она еще пока не созрела, да и комары там злющие…»
Достал меня этот черт телефонный. Лавка широкая ведь. Когда я сел письмо «домой» писать, ему еще вполне хватило бы места. Нет же, надо было встать столбом и теперь нависать над душой.