Читаем Крылья земли полностью

— Вот спишь тут, а случится что, первая завоешь, — рассердился Василий. — Я таких много видел. Зубы скалят, что пожарники спят, когда тревоги нет, а того не понимают, что никто не спит. И что не пожарник называется, а боец пожарной охраны. А когда приедешь, так без ума остаются: топчутся, кричат, а толку нет, мешают только… И ты туда же, глупости говоришь.

— Боязно мне. Ты отчаянный. Всюду лезешь.

— Я тебе тут ночью не буду объяснять. Отвяжись лучше. У нас старик Кунгушов за всю свою работу пятьсот человек вытащил. А ты ревешь и жамчишь меня без всякого повода. Поэтому отвяжись. На войне хуже было.

— Я же тебя жалею. А теперь, может быть, сын получится… — всхлипнула Нюрка, прислонившись к нему мокрым носом.

— Уж ты давай теперь сына, — сказал Василий. — Дочка хорошая, а только сына тоже надо.

— Да разве я против, Вася? Ты себя только побереги.

Она прижалась к нему крепче и потихоньку вздохнула. Ей нравилось, что Василий ничего не боится, но было страшно за него, когда он шел в огонь.

Василий помнил, что ушел на войну из этого дома простым рабочим парнем, — любил с гармошкой посидеть вечером во дворе с девчонками, школы не кончил, пошел на завод подсобным рабочим. Жил весело, не оглядываясь, не думая о том, что будет завтра. Пока не ушел на войну. А вернулся через много лет в опустевшую комнату на четвертом этаже. Мать умерла. Было в комнате пыльно и пусто. И сам Василий стал не таким, как был, — неторопливы и медленны стали теперь все его движения, говорил уверенно и не спеша, знал себе цену. Посмотрел на себя в зеркало и увидел, что вернулся с войны не парень Васька, а сержант Василий Плотников, степенный мужчина. Жизнь приучила ко всему. Всю войну прослужил он в саперах.

Вышел Василий во двор и сел на скамейке. Собрался вокруг народ. Подсели бабы, старухи, пришел инвалид Женька Заслонов на одном костыле, сгрудились вокруг ребятишки. Подошли еще два фронтовика, начались разговоры: где служил и что теперь думаешь делать? Вот тогда и заметил Василий Нюрку. Она тоже слушала разговоры; Василий оглянулся и ахнул про себя: неужели Нюрка? Выросла она тонкой и быстрой, темные глаза с мягкой и теплой глубиной, вокруг похорошевшего, в девичьем цвету весеннем, лица — тяжелые темные косы. Кофточка была узкой — видно, не успела еще перешить. Смотрела она на Василия, слушала его рассказы, и не удержался Василий, чтобы немного не прихвастнуть. Рассказывал, как лихо мост наводили они через Хопер, но ничего не сказал о том, как однажды ночью по пустынному ровному полю ползли, прижимая голову к земле, когда махнет косым лучом прожектор; ползли в гимнастерках, липких на спине от страха, рукой за тонкую проволоку брали самую смерть, очищая поле от мин, открывая дорогу своей пехоте…

Стемнело. Василий вместе с фронтовиками и инвалидом Женькой пошел за ворота через улицу, — по случаю встречи. А бабы вздохнули вслед: чего только не натерпелся человек на войне.

Вечером пришел домой Василий, а комната пустая. Матери уже нет. Только выцветшая карточка на стене. До сих пор он жил в шуме, среди народа в своей роте; а по дороге домой — в знакомой бегучей сутолоке солдатского эшелона. Так было много лет, а тут вдруг стало одиноко, пусто. Ходики проклятые так заросли пылью, что маятник с места не сдвинешь. Надо бы их промыть в керосине. Сел Василий на подоконник и курил до рассвета, пока небо не просветлело. Спать ему не хотелось.

Утром, когда вышел во двор, увидел Нюрку — она около лестницы собралась колоть дрова.

— Давай помогу, — сказал Василий. Нюрка засмущалась, но отдала топор. И так оно случилось, что вскоре Нюрка, не спросив никого, вышла за Василия замуж.

Василий был сильный, с рабочими руками Привел в порядок комнату, покрасил сам, подправил рамы на окнах, стали они жить. Жили мирно, соседи их житью завидовали. Василий придет с работы, возьмет Нюрку на руки, она не знает, как отбиться. Нюрка о нем заботилась: шила, стирала и стряпала, если пьяный из гостей придет, спать уложит. Родился у них ребенок, девочка.

Не любила только Нюрка его профессию; иногда приходил он после дежурства — подпаленный с пожара, в ссадинах. Нюрка потом долго не спит, жалеет его.

Профессию Василий выбирал недолго; как только отгулял положенный отпуск, пошел в райвоенкомат посоветоваться насчет работы. Многие так делали.

— Вы в саперных войсках служили. Огонь тушить приходилось? — спросил у него майор. — Нужно направить фронтовиков бойцами пожарной охраны. Немирная работа в мирное время. Подумайте.

Василий нахмурился, вспомнил:

— Как же, огонь тушить приходилось. Давайте я пойду, мне не привыкать, — сказал он.

За время работы в пожарной дружине получил Василий грамоту и путевку в санаторий; грамоту они на стенке повесили, а из санатория Василий сбежал, вернулся праздновать День Победы домой, к Нюрке. Мечтали они иметь еще одного ребенка — обязательно мальчика.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза