Крылья земли

Вместе с сестрами Надя сделала стенгазету. Целый вечер на большом листе ватмана они рисовали различные недостатки, чтобы всем, кто плохо работает, стало стыдно и чтобы недостатки кончились. Стенгазета произвела сначала большое впечатление. Прочли ее все. Многие смеялись и радовались, что, наконец, появилась у них стенгазета, а те, кто был нарисован, очень обиделись, стали сухо здороваться с Надей и по возможности перестали помогать ей в работе. Серафима Казимировна вздохнула и сказала, что все нарисовано правильно. Но в общем все осталось по-старому.

Наде все это было так обидно, что дома, когда никто не видит, ей хотелось плакать. Она растерялась и не знала, что делать. Пойти в райком — это так или иначе значило бы жаловаться, а Надя не знала еще, как это делать и что надо в таких случаях говорить, чтобы был результат. Ей казалось некрасивым нападать на Серафиму Казимировну, которая сама все понимала, но ничего уже не умела сделать. Выход был только один — сменить заведующего, найти более энергичного человека, но Наде казалось, что ей, только что со студенческой скамьи, почти еще практикантке, рано предлагать менять заведующих.

Мать у Нади была очень простая женщина. Всю жизнь до пенсии она работала уборщицей в школе и мечтала, чтобы Надя стала доктором. Она очень переживала то, что Надя попала в плохую поликлинику. Как простая женщина, она обо всем рассуждала очень просто: надо перейти в другую, хорошую. И когда Надя приходила с работы расстроенная, она каждый раз заводила разговор об Иване Петровиче. Когда-то в их квартире жил слесарь Иван Петрович, который теперь стал большим человеком в районе — таким, что все его знали. Но кроме того, Иван Петрович был очень хорошим человеком и, встретившись случайно с матерью Нади на улице, всегда спрашивал, как Надя учится и как ее дела. Мать считала, что теперь самое лучшее — пойти ей самой к Ивану Петровичу и попросить, чтобы Надю перевели в другую поликлинику, потому что нельзя молодых посылать на плохую работу, где их только испортят, но не научат, а надо всегда посылать на самую хорошую… Надя каждый раз отвечала матери, что незачем говорить о том, чего не понимаешь, и просила прекратить этот разговор.

Однажды на улице Надя встретилась с Верой, с которой училась вместе. Вера была веселая и рассказала, что очень довольна своей работой: в их поликлинике ковры и пальмы, образцовый порядок и лучшие специалисты. Ковры и пальмы Надю не трогали, но образцовому порядку и лучшим специалистам она потихоньку позавидовала, хотя не сказала об этом Вере. Потом Вера вспомнила, что недавно на каком-то совещании опять ругали Надину поликлинику и говорили, что это «несчастье всего района». И тогда Надя неожиданно обиделась и стала защищать свою поликлинику, говоря, что не так уж в ней плохо и что многое можно сделать, чтобы она стала лучше.

Придя домой, она подумала: «А как сделать лучше? Легко сказать. Придется все-таки итти к Ивану Петровичу. Только не так, как хочет мать, а просто прийти и все рассказать и объяснить, что дальше так работать нельзя. Что-то надо делать. А что делать, если главная беда поликлиники в том, что в ней всем на все наплевать…»

В тот день, едва только Надя заснула, ей приснился тревожный сон. Ей приснилось, что вдруг настало время, когда всем людям на все стало наплевать. И тогда совершенно невозможно стало жить. Люди ходили равнодушные и говорили, что им все равно. Пускай будет плохо. Хлеб высыхал неубранный на корню, а люди махали рукой и говорили, что им все равно. Каждый думал только о себе, не понимая того, что если всем думать только о себе, то всем сразу станет хуже. Из машин на ходу падали гайки. Врач торопился уйти от больного, потому что не успел хорошо пообедать и купил заранее билеты в кино; потом этот врач сам заболевал, в свою очередь, и к нему приходил другой, который тоже заранее купил билеты в кино. И этот другой сидел в кино и зевал и ругался, потому что те, кто делали кино, тоже, очевидно, не успели во-время хорошо пообедать и решили, что их работа сойдет и так. И они никак не хотели понять той простой вещи, что один всегда зависит от другого, даже если он этого другого никогда не видел в глаза. Вдруг сразу стало наглядно и ясно, что может получиться, если все станут равнодушными… От всего этого хотелось немедленно итти и жаловаться, и тогда люди стали приходить к Ивану Петровичу, а он поднял на них усталые глаза и сказал:

— Я один тоже ничего не могу. Я не могу работать за вас за всех и один исправлять все недостатки. Надо, чтобы вы сами перестали быть равнодушными и каждый делал все, что может.

Наде хотелось ему сказать:

— Я сделаю все, что могу. Только вы научите. Вам нельзя уставать, Иван Петрович, а то даже пойти будет некуда.

И ей хотелось сказать другим людям:

— Вот видите, что может получиться, если каждый будет думать, что без него можно обойтись.

Она проснулась оттого, что ее будила мать и говорила:

— Иван Петрович…

Она поняла, что сегодня воскресенье, что вчера она рано легла спать и даже не видела матери, которой вечером не было дома.