После той ночи, когда Василий неожиданно вернулся к ней из санатория, прошел срок, и Нюрка снова собралась родить. Он отвел ее в родильный дом. Теперь он был уже опытный отец и снисходительно посматривал на неопытных, которые приходили растерянные и даже не знали, что можно передавать и в какое время. Василий, как опытный человек, сразу подходил к доске, где были вывешены ярлычки с фамилиями и номерами койки роженицы: белые — у тех, кто еще не родил, розовые — кто девочку, голубые — если мальчика. Василий пришел, посмотрел — нет, не родила еще Нюрка. На всякий случай дождался, спросил у няньки. Передал гостинцы, пошел домой. На другой день опять ничего не было. На третий день пришлось ему дежурить, и думал он, что как раз в этот день Нюрка обязательно должна родить. Они сидели в своей дежурной комнате и играли в шашки.
— Ну как, Василь Петрович, прибавление будет? Когда? — спросил у Плотникова приятель — немолодой уже пожарник Садовников.
— Да кто ж его знает.
— А кого ждете?
— Доктор обещал мальчика. Да вот задержалась она что-то. Третий день. В первый раз в тот же день родила.
— Ну, сегодня, как раз, родит.
— Я тоже так думаю, — сказал Василий. Ему было беспокойно, жалко Нюрку. «Может, неладно что, — думал он. — Что-то она задержалась. Как бы плохо с ней не было, всякое бывает. Я вот тут в шашки играю, а она раздирается вся, мучается. Так уж женщина устроена. Тут ничем не поможешь», — думал он.
— Ты ведь любишь детишек? — спросил приятель.
— А как же? От них самая радость. Если бы не Нюркины курсы, их бы у нас трое уже было. Но мы уже подождали, надо было все же женщину поучить… — важно сказал Василий.
Вдруг раздался сигнал тревоги. В несколько секунд все были на дворе, вскочили в машину. Василию, несмотря на опасность, нравился весь этот стремительный уклад, напоминавший привычную военную жизнь — как у танкистов, когда внезапно скомандуют: «По машинам!»
Машина быстро пошла по улицам. Круто развернулась поперек движения на перекрестке, пока все застыло, пропуская пожарных. У большого пятиэтажного дома в широком переулке сгрудилась толпа; огонь был виден из окон пятого этажа; с вызовом запоздали, и пламя длинными языками вилось из окон квартиры, цеплялось за крышу. На лестничной клетке из раскрытых дверей брошенной в панике квартиры вырвался огонь и захватил стены: горела краска на стенах, нельзя было подойти. Пламя билось в дверь соседней квартиры. Василий был около рукава на улице и видел пламя, плескавшееся из окон, и дым, уже просачивавшийся из окна соседней квартиры. Вдруг на улице раздался крик: женщина в пальто, уронив сумку с покупками, что-то кричала, а ее взяли за руки и не пускали. В толпе зашумели, задвигались.
— Ребенка забыли. Девочку. В той квартире ребенок заперт. Там уже дым видать, того и гляди загорится, — говорили в толпе. — А лестница-то в огне, не пройдешь! Мать пришла с базара, а в доме пожар.
Василий посмотрел вверх: дым начинал выползать из окон квартиры, где был ребенок. Командир нервничал, смотрел на часы, ждали машину с большой раздвижной лестницей, а ее еще не было.
— Разрешите, я попробую, — сказал Василий, подходя к командиру.
— Как ты хочешь? Тут ничего не сделаешь.
— Из соседней квартиры, с другой лестничной клетки. По карнизу.
— Иди, если хочешь. Может быть, уже поздно, задохлась в дыму. Смотри, только сам будь осторожней, Плотников, — сказал командир. Он посмотрел наверх: дело было почти безнадежное. Приходилось рисковать хорошим бойцом. Может быть, сейчас подойдет машина.
Взяв с собой двух бойцов, Василий взбежал по лестнице. На верхнем этаже квартира была закрыта, вещи вынесены — это видно было по тому, что часть их валялась на лестничной клетке; но квартиру впопыхах захлопнули снова. «Чудные бывают люди, совсем теряют голову в трудное время», — думал Василий. За ключом бежать было некогда, они сломали дверь и вошли. Василий открыл окно: внизу шевелилась толпа и там же стояли машины яркокрасного цвета, но все это было видно, как бывает с пятого этажа. Василий встал на окно и посмотрел на карниз, который был шириной только в половину подошвы, — Василий ступил на карниз, все еще держась за окно; и было очень трудно сразу отпустить это окно и больше уже ни за что не держаться. Садовников, который пришел вместе с ним, перекрестил его — он был верующий. Но Василий рассчитывал только на себя, он знал, что бог не поможет. Надо было самому пройти.