Крыло бабочки (СИ)

- Сначала я и он... Сначала мы.

Дафна не возражает. Она знает, что им нужно это. А Омега, не замечая ничего перед собой, с рывком бросается на Сиреникса, который тоже поднимается со своего кресла. Омега, бешеная, кровожадная, разъяренная Омега, со всей своей силой прижимает змея к стене, чуть ли не вдавливая в нее. Дафна кладет ногу на ногу и наблюдает за тем, что не так уж и часто увидишь в жизни.

Омега – это одна сплошная ярость. Горькая, холодная, пахнущая мятой и высокими соснами ярость. Восхищающая, трогающая самые дальние грани сознания. Ярость – это красиво. Но только в исполнении этой женщины, горящей безумством, дышащей ненавистью и потрясающе нежной любовью. Острой, терзающей, но несомненно нежной.

- Я ненавижу тебя! – шипит она, сжимая Сиреникса за горло, а тот лишь вглядывается в ее глаза, и всего на миг они застывают, вот так болезненно смотря друг на друга, и в этом выражается вся горечь этого мира. Ее внутренний огонь и его желание вспыхивают, соединяясь, и их губы смыкаются в страстном, чувственном поцелуе.

Она продолжает сжимать его горло, в то время как его руки покоятся на ее бедрах, но она этого словно не замечает. Омега берет, берет свое. То самое, что у нее незаслуженно отняли. Впивается в него губами, словно пытается соединиться с ним, войти, стать одним целым. А потом – Дафна даже не успевает понять, когда произошла смена ролей, – Сиреникс резко проносится по воздуху рядом с нимфой и через секунду уже прижимает к другой стене брыкающуюся, вырывающуюся, шипящую от злости Омегу.

Звучит чуть заметный свист – она дает ему пощечину. А затем еще и еще. Хлещет по щекам, словно пытается вывести из себя, разозлить, как будто прося: “Ну давай. Не стой уже столбом, милый. Покажи, чего ты стоишь”. И вот настает момент, когда Сиреникс резко перехватывает ее руку в черной перчатке, хватая Омегу за запястье. Ее глаза расширяются, но змея не теряется и пытается ударить его изящным коленом прямо в пах, но другой рукой Сиреникс быстро и как-то магнетически проводит по ее ноге, и Омега замирает, следя за этими прикосновениями. Она будто обмякает и призывно смотрит на Сиреникса, чувственно проводя языком по ярко накрашенным губам.

Дафна знает, что женщины смотрят так только в одном случае. Когда они признают над собой власть и готовы подчиниться. “Разрешаю, возьми меня, – говорят они, – пока я разрешаю”.

В глазах Сиреникса скользит змеиная усмешка, и он примыкает губами к открытой шее Омеги, которая прикрывает глаза. Она блаженно вздрагивает, когда он впивается в бледную кожу своими клыками, когда длинным змеиным языком ласкает ее. Но кажется, что Омега становится такой податливой лишь на короткий промежуток времени. Потому что в следующую секунду она с яростным шипением перехватывает инициативу и резко впечатывает Сиреникса в третью стену.

Вот так они и носятся, забывшись, совсем не заботясь о том, что громят один из кабинетов в королевском дворце Домино, не замечают, как бьются огромные вазоны, как опрокидываются столы и падают стулья, шлепаются на пол книги и документы. Каким-то чудом они обходят стороной Дафну, которая, не шевелясь, сидит на стуле и наблюдает за действительно потрясающим зрелищем.

Потому что секс с Древним – это одно. А вот секс Древних – это совсем другое. Даже находясь в человеческом облике, они умудряются двигаться с поразительной скоростью и с невероятной силой впечатывать друг друга в стены, растягивать на горизонтальных поверхностях вроде стола, а главное, заполнять собой весь этот кабинет. Их ауры слишком мощные, слишком невыносимые, и Дафна чувствует легкую тошноту, потому что, находясь на пике, они совершенно ничего не видят вокруг и не сдерживают магию.

Омега проклинает Сиреникса на человеческом и не очень языке, яростно шипит, бьет его, пытается заехать по всем уязвимым частям тела, а он яростно заламывает ей руки, пригвождает к стенам и столам, целует в губы так, что она обмякает, и рвет, рвет на кусочки ее роскошное красное платье, которое уже висит лоскутами. Она уже давно изодрала его одежду и теперь нещадно царапает его тело, оставляя на нем длинные, кровоточащие порезы, которые тут же затягиваются.

Она кричит на него, вымещая всю злость, всю ярость, которая копилась в ней годами. Она выматывает его, специально выводит из себя, и Сиреникс не сдерживается, заходясь от гнева, шипит яростно, и они кричат друг на друга, проклиная, обещая убить на месте, говоря о взаимной ненависти, но глазами признаваясь в бесконечной любви.

Омега особенно сильно расходится, надеясь залепить Сирениксу очередную пощечину, но тот резко хватает за оба запястья и со всей силой – так, что даже Дафна вздрагивает, – впечатывает в стол. Омега еще пытается биться, трепыхается, словно раненая птица, но видя, как сверкают глаза Сиреникса, послушно обмякает, и змей входит в нее, входит без подготовки, без предварительных ласк, так, как делал всегда.