- Ты изменилась, – считывает ее Омега и недовольно фыркает, от чего совершенное лицо ее человеческой личины некрасиво преображается, но потом на нем снова застывает ледяное величие.
- Мы не меняемся, – Баттерфликс не моргает.
- Так докажи это! – в глазах Омеги – вызов. Она предлагает бабочке сразиться. Один на один, Древняя против Древней, вновь помериться силами, как когда-то. Омега чуть наклоняет голову, открывая взору Баттерфликс свою бледную шею, в которой не бежит кровь, не стучит пульс.
Омега полностью расслабленна. Открыта, откровенна, готова к диалогу. Она насмешливо созерцает невозмутимую Баттерфликс, словно разрешая той сделать первый шаг. Омегой движет любопытство, она любит выводить из себя, подначивать, испытывать. Когда ее противник разъярен, он становится самим собой. Злость и любые другие отрицательные чувства возносят любое существо на пьедестал отчаяния и откровенности. Когда кто-либо злится, он двигается со всей жизнью, что течет в нем, его движения бесконтрольны, и тогда он лучше всего поддается чтению. Ярость – прекрасная возможность изучить своего противника до мельчайших деталей.
И Омега специально провоцирует. Что Сиреникса, что Баттерфликс. Но то, что делает Баттерфликс, удивляет и будоражит лучше всего. Потому что в следующую секунду Омега оказывается опрокинута на стол, а ее подбородок сжимает сильная рука с аккуратным маникюром.
Она пытается дернуться, но не выходит. Бабочка давит ее своей магией, прижимает вниз. А другой рукой держит за талию. Омега вздрагивает и дергается еще раз, но неожиданно в испуге замирает, сталкиваясь с жестким взглядом Баттерфликс. Взглядом, приковывающим к месту.
Внутри Омеги рождается восторг и еще больше разгорается любопытство. Ей удалось вывести бабочку из себя, но чтобы до такого... А Баттерфликс тем временем срывает с Омеги ее платье, которое жалкой тряпкой исчезает прямо в воздухе. Змея остается лишь в шикарных туфлях и неизменных перчатках, а в ее глазах заключен восторг. Она с восхищением следит за тем, как холодно и быстро начинает действовать бабочка, как припадает губами к ее грудям и целует их так, что Омега блаженно вздыхает, прикрывая глаза, чувствуя, как все внутри рвется наружу, чтобы испытать волнительное ощущение соединения.
Переполненная своей любовью к Сирениксу и его к себе она до отчаянного, до необычного слаба и податлива. Она бросила вызов Баттерфликс лишь для того, чтобы увидеть, не угасла ли ее суть. И увидела: не угасла. Наоборот, она, кажется, будто бы приумножилась.
Восхищенная, как-то внезапно присмиревшая Омега даже не брыкается, не вырывается, как обычно делает эта буйная и дикая женщина, она смотрит в жесткие глаза Баттерфликс и вся сжимается, когда бабочка во время своих дразнящих ласк отрывается от чистого и холодного тела, чтобы взглянуть Омеге в лицо.
Цивилизованная Баттерфликс по-прежнему скрывает свою гордую натуру внутри, и это никуда не делось. И ей – только ей одной – Омега готова уступить. Не Сирениксу, от любви к которому внутри нее возникает необычайная нежность и взвивается яростная, клокочущая ненависть. С Сирениксом Омега готова тягаться и бороться, драться за лидерство, чтобы потом на несколько мгновений обмякать в его объятиях, а затем снова брыкаться, заставляя завоевывать ее снова и снова.
Баттерфликс же стала единственной, кого она не победила. За кем белая змея гналась, кого преследовала. Кто интересовал ее. И с кем вся ее суть желала познать единение. Омега готова бесконечно дразнить эту ледяную и сдержанную красоту, чтобы потом уступить, поддаться ей.
Баттерфликс ласкает страстно, но твердо, с той самой сдержанностью и жесткостью, которая составляет ее суть. С тем своенравием, которое так злило Омегу. И одна женщина бьется под другой, но не потому, что сопротивляется, а потому, что не может сдерживаться. Бабочка целует ее живот и ноги, словно оттягивая самое притягательное на потом.
Но по-настоящему ее чувственность, ее скрытая сила проявляется, когда Баттерфликс тремя пальцами нежно ласкает холодные мягкие складочки, а затем проникает внутрь, где невероятно влажно, и двигается там, постепенно увеличивая темп, а Омега, упираясь руками в стол, эротично стонет, и обе они наполняют кабинет странным, волнительным магнетизмом, который волнами исходит из двух Древних, совокупляющихся в таком неподходящем месте.