Крыло беркута. Книга 2

— Я, бабушка, богатый: у меня два имени, — улыбнулся приезжий. — Которое тебе сказать? Первое отец с матерью дали, второе — судьба. Правда, первое-то я даже сам начал уж забывать. Биктимиром люди меня кличут…

Биктимир, человек вольный, ни с кем не связанный, направляется в края, где прошли его юность. Услышав о Ташбае, завернул к минцам, чтобы проверить, насколько достоверны передаваемые из уст в уста и, конечно, обрастающие преувеличениями рассказы о его подвигах. И вот, повидавшись с ним, наверно, попрощался бы и продолжил свой путь, но возобновился прерванный его появлением разговор о вероломстве Ахметгарей-хана. Разговор этот заинтересовал Биктимира.

Когда Канзафар-бий угодил с двумя своими телохранителями в зиндан, никто почему-то не обратил внимания на его слугу. Скорее всего потому, что Канзафарова коня принял ханский охранник, а остальных повел в конюшню он, слуга предводителя племени. Несколько дней он крутился возле ханских конюхов, а потом ночью, запасшись с вечера вожжами, перебрался через крепостную стену, вплавь переправился через Агидель и к утру, еле дыша от усталости, добежал до уршакских минцев. Оттуда, уже верхом, его отправили к Асылыкулю. Он-то и взбудоражил становище.

— Выходит, ваш турэ угодил в ханскую ловушку, а вы тут шумите попусту, — упрекнул минцев Биктимир. — Выручить его надо!

— А как?

— Хе! На вашем месте я разорил бы гнездо Ахметгарей-хана. Ныне как раз цена на ханов упала: казанского с трона сшибли, ногайского мурзу Юсуфа на тот свет отправили. Почему же Ахмет — гарей должен сидеть в Имянкале? На вашей земле, минцы!

Нужна была искорка, чтобы народ воспламенился, и эту искорку высек Биктимир.

Ташбай неожиданно даже для самого себя издал клич племени:

— Токсаба-а-а!

Впрочем, раз турэ в зиндане, кто-то ведь должен был выкрикнуть священное слово.

Клич подхватили:

— Токсаба! Токсаба!

Случается, что даже тогда, когда звучит боевой клич племени, происходят заминки. Одни уже вскакивают в седла, а другие бестолково тычутся туда-сюда, суматошатся, ищут висящее перед глазами оружие либо никак не могут отыскать отпущенного попастись коня. На сей раз минцы поднялись, можно сказать, мгновенно. Улицу становища заполнили вооруженные всадники. Старейший акхакал, подняв посошок, как саблю, напутствовал их:

— Сынки! Ахметгарей-хан озлобился на нас. Посадил в зиндан нашего турэ. Вызвольте его, сынки. Пусть поведет вас на Имянкалу Ташбай. Он опытен: Казань брал!..

Так Ташбай вдруг стал войсковым турэ. Биктимир, захваченный яростью и воодушевлением минцев, сам напросился к нему в помощники.

Помчались гонцы в остальные роды, помчались и в соседние племена, чтобы сообщить: минцы поднялись на войну с Ахметгарей-ханом. Пусть они, прислушавшись к голосу чести, решат, как отнестись к этому!

В этот же день, хотя солнце уже клонилось к закату, минцы выступили в поход на Имянкалу.

Имянкала, несмотря на свое окраинное положение в орде, считалась одной из надежнейших ставок ногайских мурз. Каждый из присланных сюда ханов старался укрепить ее. При безвременно почившем Акназаре были обновлены стены крепости. Правда, Акназар из тщеславия нанес ей и некоторый ущерб, прорубив вторые ворота для торжественных ханских выездов, но они открывались редко, все время оставались на крепком запоре, сношения с внешним миром поддерживались через старые ворота. При сыне Акназара, Ахметгарее, был расширен и углублен оборонительный ров, так что крепость стала еще более неприступной.

Поэтому-то минцы взять Имянкалу с налету не смогли. Ринулись было лавиной, как в открытом поле, к воротам, но сами же устроили толчею на узком мосту через ров и, осыпанные стрелами, отступили.

Со слов Ташбая они знали, что русские разрушили казанскую стену взрывом. Будь у минцев чем взорвать, так, может, и они устроили бы подкоп. Или хотя бы иметь оружие, которое изрыгает огонь и достает противника издалека. Вот уж нагнали бы страху на ханских армаев! И души бы из них повытряхивали. Тот же Ташбай своими ушами слышал, как эти штуки грохочут, и своими глазами видел, как бьют врагов наповал. Значит, существует такое грозное оружие. Только минцы его, к сожалению, не имеют.

Они могут поражать врагов издали стрелами с железными наконечниками, а в ближнем бою — копьями. И сабли у них, конечно, есть, и всевозможные дубинки: и с круглыми увесистыми головками на длинных рукоятках, и с деревянными шарами на цепочках — этими они бьют волков и лисиц на верховой охоте. Да, есть кое-что, только нет чего-нибудь такого, чем можно было бы расшибить ворота крепости. Им бы лишь ворваться туда, а уж там не растерялись бы.

И второй раз попробовали они взять ворота приступом, и третий, но снова и снова отскакивали. Проканителились так целый день. Когда надежда на успех приугасла и кое-кто уже начал прикидывать, не лучше ли повернуть назад. Ташбай сказал:

— Ханские ворота открыть — не в тарбаганью нору руку сунуть. Тут, егеты, без хитрости не обойтись. Надо что-нибудь другое придумать.

— Верно! — согласились с ним. — К тому же и кони притомились.