Крыло беркута. Книга 2

У Кандрыкуля племя остановилось на несколько дней. Здесь Байбыш получил сообщение: Ахметгарей-хан посадил предводителя минцев в зиндан, минцы поднялись и пошли войной на Имянкалу.

Не раздумывая, без колебаний Байбыш-турэ призвал своих батыров:

— На Имянкалу! Бить Ахметгарей-хана!

24

Как минцам дальше жить — должно было решиться на собрании всего племени.

Йыйын прошел на берегу Асылыкуля, и неплохо прошел. Хотя в смысле угощений от прежних общеплеменных праздников он особым изобилием не отличался, на праздничном майдане царило необычное воодушевление. Крах ненавистной, все время грозившей бедой Имянкалы вызвал в народе ликование. К Асылыкулю поспешили все, кто мог хоть мало-мальски шевелить ногами. Наехало и множество гостей.

По обычаю, предводители племен и прочие знатные гости сбились в кучу около акхакалов. Канлинцы прибыли всем племенем и, разумеется, рядом со знатью им места не хватило, да они туда и не стремились. Смешавшись с минцами, они включились в игры и состязания, почувствовали себя как на собственном празднике. И в большинстве состязаний победа досталась им. В борьбе на поясах взял верх над всеми канлинский батыр. И самым быстрым бегуном оказался канлинец. Не уступили они первенства и в стрельбе из лука.

Один из знатных даже пошутил:

— Чей тут праздник? Минцев или канлинцев? Ведь все ваши подарки достались чужим.

— Почему чужим? — возразил сидевший рядом с ним акхакал. — Канлы — не чужое племя. Они тоже башкиры.

Этот неожиданно начавшийся спор привлек внимание многих. Байбыш-турэ шутку не принял — поморщился. Канзафар-бий подумал о нем: «Неплохо было бы все-таки, если б этот упрямый бык согласился присоединить свое племя к моему». Юрматынский турэ Татигас-бий из зависти решил кольнуть Байбыша:

— Башкиры-то они башкиры, да произошли от калмыков, носивших на шее канглу[34].

Байбыш-турэ гордо выпятил грудь.

— Поэтому мое племя и не склоняет голову ни перед кем! Пуще всего мы дорожим свободой, завещанной нам далекими предками!

Сказанное Татигасом ни для кого из канлинцев не было новостью. Дошедшие до них из глубины веков предания утверждали, что происхождением своим они как-то связаны с калмыками, что начало их племени положили рабы, причем, рабы, оказавшиеся в самом отчаянном положении. Где-то когда-то их пленили в бою и для укрощения надели им на шеи канглу. Канглулы, то есть носящие ярмо на шее, — так их называли, пока они каким-то образом не обрели свободу. Слово «канглулы», претерпев с течением времени изменения, обкатавшись в речи, как камешек в реке, превратилось в «Канлы».

Кто знает, возможно, все так и было. Канлинцы унаследовали от далеких предков неукротимое вольнолюбие, отвагу и естественную воинственность. Не зря другие племена их побаиваются. Не зря астраханские ханы и ногайские мурзы старались приручить их, зажать в кулаке, чтоб можно было в нужный момент кулак разжать и использовать этих отличных воинов в своих интересах.

Участие без зова, без просьбы со стороны минцев в вызволении их предводителя, в разгроме Имянкалы сразу прославило канлинцев и в новых для них краях. Байбыш-турэ, чувствуя это, ловя уважительные взгляды, не скрывал гордости, держался на берегу Асылыкуля так, как должен держаться человек, знающий себе цену.

Праздник между тем продолжался. После борьбы, бега, испытания сил перетягиванием аркана настала очередь состязаний и посложней, и посмешней. Поразить цель из лука с коня на скаку или стоя на вертком бревне, попасть стрелой в неожиданно подброшенную вверх шапку, — это, конечно, непросто, это требует особенного мастерства, ловкости и в то же время порождает настоящий азарт. Всякая удача вызывает восторженные крики, промашка — смех. На майдане — шум, гам, веселье.

Молодежь показывала свое удальство и веселилась, а акхакалы, следя за ее играми, неторопливо беседовали.

— Благодарение небесам, турэ наш вернулся живым-здоровым, а то не видать бы нам этого праздника. Сидели бы горевали… — заметил один из них.

— Ты вот об этом говоришь, а надо еще тому порадоваться, что племя вздохнуло свободно, и возблагодарить Тенгри. Хоть на какое-то время избавились от ясака, — отозвался другой.

— Не спеши радоваться, почтенный, — поддержал беседу еще один акхакал, — ясак, из-за того, что Ахметгарей-хан сбежал, с нас не снимут. Ханы меняются: один умрет, другой сбежит, но тут же третий найдется. Придет с войском…

— Да куда придет-то? Имянкалы нет, пеплом развеялась.

— Все равно придет, найдет — куда.

— Хоть бы немного отдышаться племени, добра нажить…

— Придет, придет. Не с ногайской стороны, так еще с какой-нибудь. Слух был: где-то на землях гайнинцев объявилось войско сибирского хана, вот ведь как…

Канзафар-бий, не спуская глаз с майдана, держал уши торчком, прислушивался и к беседе акхакалов.

— Верно судите, почтенные, — подал он голос. — Тут нас в покое надолго не оставят. Надо что-то предпринять. Либо уйти отсюда, куда глаза глядят, либо…

Байбыш-турэ не дал ему досказать мысль, прервал:

— Уйти вам надо, уйти! Последуйте за канлинцами и будете на свободе. Нет ничего лучше свободы!

Акхакалы покивали: