Крыло беркута. Книга 2

Растерянный шакирд продолжал чтение запинаясь, по слогам, иначе «по-человечески», то есть в непривычной для него манере, не получалось. Канзафар-бий время от времени, чтобы смысл письма дошел до всех, устремлял вверх указательный палец:

— Понятно? Читай дальше.

— «…Земляки, водами и богачеством вашим владеть вам самим».

— Понятно?..

Таким вот образом усилиями шакирда и предводителя племени царские обещания были доведены до всеобщего сведения.

Канзафар-бий поднялся на ноги, окинул взглядом акхакалов, знатных гостей и столпившийся вокруг них народ.

— Ямагат!

Голос бия прозвучал не так сильно, как ему хотелось, поэтому он повторил:

— Ямагат!

Воцарилась тишина. Народ с небывалым доныне вниманием и надеждой ждал, что скажет Канзафар-турэ.

— Вы слышали: царь Русин призывает нас под свое крыло. Вы слышали: он обещает защитить наши земли и воды. Может, решимся доверить свою судьбу ему, а?

Ответа на вопрос не последовало. Народ молчал. Никто не издал ни звука.

— Вы слышали: он обещает нам вольную жизнь, обещает убавить ясак… Скажите свое слово. Ногайская орда Имянкалу нам не простит. Житья нам тут не даст. Как решим? Уйдем отсюда? Или останемся на родной земле, попросив защиту у Русии?

Народ молчал.

— У вас что — языки отсохли? Говорите!

Послышались неуверенные голоса:

— Как сам считаешь, турэ?

— Как ты, так и мы…

Канзафар продолжал:

— В нынешние тяжелые времена, ямагат, нам одним трудно будет выжить. Чем стать жертвами еще какого-нибудь хана, лучше, по-моему, принять защиту царя Ивана, который сам говорит: «Не страшитесь меня».

— Тебе видней, турэ, — сказал пожилой минец, выступая из толпы вперед. — Только бы не оказалось племя в еще худшем положении.

— Мы тебе верим! — закричали из толпы.

— Позаботься о благополучии племени!

Поднялся старейший акхакал.

— Я думаю, Канзафар-турэ, раз племя тебе верит, должен ты, сам съездить к царю Русии…

Народ опять примолк, чтоб не упустить ни слова старейшего.

— Бумага — одно дело, а разговор лицом к лицу — другое. Да. Коль поедешь и условишься с милосердным царем, глядя ему в глаза, уговор будет надежней. Не так ли, сынки? Верно ли я говорю?

— Верно, почтенный, верно!

— Желания человеческие, сынки, беспредельны. Не все из того, что мы желаем, исполнимо, но, может быть, милосердный царь добавит к своим обещаниям еще что-нибудь. Согласны вы с этим?

— Согласны!

— Благословляем нашего турэ на поездку?

— Да! Да!

— Лишь бы живым-здоровым вернулся! И не забывал там, что племени нужно!

— Итак, мы склоняем голову перед Русией в великой надежде на ее защиту и дружбу…

Столь быстрый поворот в разговоре на общеплеменном совете явился для Канзафара некоторой неожиданностью, но вполне устраивал его.

— Значит, решили? — уточнил он.

— Доброго пути, турэ! — отозвался майдан.

— Что ж, ямагат, в путь так в путь! Благодарю за доверие! Теперь можно и разойтись. Нынешний наш йыйын прошел хорошо, остается пожелать, чтоб и предстоящие порадовали. Спасибо нашим гостям, уважили нас. Дай аллах вот так же встретиться на нашем празднике будущим лётом!

— Да будет так!

Йыйын закончился. Но ни хозяева, ни гости не спешили разойтись-разъехаться. Обсуждали случившееся.

— Небывалое путешествие предстоит тебе, — сказал Байбыш Канзафару, — и неизвестно, чем оно завершится.

— Удачи мне пожелай, удачи!

— Что ж, пусть будет удачен твой путь!

Татигас будто бы шутки ради кольнул Байбыша:

— Коль желаешь Канзафару добра, почему бы и тебе не отправиться с ним? Ведь ты — самый дорогой его гость.

Акхакалы загомонили, приняв его слова всерьез:

— И то правда!

— Да, желательно, весьма желательно!

— Поезжайте вдвоем!

— А можно и втроем!..

Байбыш-турэ отрезал:

— Нет, я не поеду! Канлы ни перед кем не склоняло голову и не склонит!

Прозвучало это укором минцам. Наступило неловкое молчание.

25

Татигас-бий вернулся с праздника минцев в тягостном настроении. Ощущение было такое, будто потерял там что-то, лишился чего-то очень важного. Он долго не мог понять причину своей подавленности. Но, поразмышляв, в конце концов установил ее: неопределенность будущего. Вот именно: минцы обрели надежду на благоприятный поворот в своей судьбе и тем самым открыли его, Татигас-бия, глаза на будущее юрматынцев. Ничего хорошего оно не сулило, надеяться, оказалось, не на что.

Надежда… Она возбуждает дремлющие в человеке силы, связывает его с окружающими, объединяет с ними, направляя к общей цели. Без надежды, говорят, один только шайтан живет, и верно говорят, ибо люди без надежды жить не могут. Человек, потерявший надежду, подобен птице с подбитым крылом. Это же можно сказать и о племени. Племя без надежды — бескрылый беркут…

Беспокойство, овладев мыслями Татигаса, лишило его сна. Дорога утомила его, он чуть раньше обычного лег в постель, закрыл глаза, и со стороны могло показаться, что он спит. Но глава племени Юрматы не спал.

«Времена изменились, — думал он. — Привычный порядок рушится. Все турэ встревожены…»