Какой-то ремесленник из толпы, собравшейся перед дворцовыми воротами, крикнул, обратившись в сторону ханской обители:
— Что, струсили? Выходите сюда!
Другой ремесленник осадил крикуна:
— Ну, чего зря орешь?
— Бэй, пусть услышат, пусть выйдут к нам!
— Как же, выйдут, жди! — встрял в разговор третий. — Только и забот у них, что о тебе!
Разговор подхватили еще несколько человек.
— Что толку, коль и выйдут?
— Не начнут, небось, хлеб раздавать!
— Держи карман шире.
— Он лучше красоткам хлеб скормит, наложницам своим, чем тебе дать.
— Это ты о ком?
— Как о ком? О хане нашем.
— Ямагат! — воззвал некто добропорядочный. — Будем справедливы! Какие могут быть у нашего хана красотки? Он ведь только-только сел на трон!
Толпе будто этого лишь и не хватало, взвились сердитые голоса:
— Ишь, защитник нашелся! Не бойся, не обидят твоего хана! Красоток ему заранее приготовили.
— Гуршадна-бика давно позаботилась.
— У нее полон дом «ангелиц».
— И не говори!
— Пользуется нашей бедой! Сколько можно? Город из-за нее в грехах погряз.
— За ее грехи аллах карает нас!
— Что стоите? Разорим ее гнездо!
— Пошли!..
Распалившаяся толпа всполошила обитательниц заведения Гуршадны. Несколько человек решительно вошли в дом. Сбившиеся в кучку девицы встретили их в прихожей визгом и плачем.
— Где ваша хужабика?
— Мы не знаем! Нет ее!
— Выметайтесь из этого дома! Хватит в грязи купаться!
Девицы, давно уж отвыкшие делать что-либо по своей воле, лишенные чувства собственного достоинства, прянули, словно испуганные овцы, в угол, сбились еще плотней. Плач усилился.
— Уходите, говорят вам!
— Куда мы пойдем?
— Куда хотите! К отцу-матери, к родне…
Девицы завыли, запричитали.
— Нет у нас родни… Больше негде жить…
— Не трогайте нас!
— Куда идти, кому мы нужны?
— Ууу!.. Ууу!.. Ууу!..
Один из вошедших кинул досадливо:
— Да пускай остаются! Нам хозяйка нужна. Гуршадну бы найти…
— Где она? Где хозяйка?
— Мы не знаем! Ууу!..
В это время дверь одной из комнат распахнулась и оттуда вышел хорошо одетый, важный господин. Не дожидаясь вопросов, он заговорил с подрастерявшимися людьми с улицы.
— Вам Гуршадна-бика нужна? Нет ее дома, ушла.
— Куда ушла?
— Должно быть, в ханский дворец. Видите же, нет ее.
— А ты сам кто будешь? — осмелел один из людей с улицы.
— Я-то? Войсковой турэ Япанча. Не слыхали про такого? Юзбаши Япанча.
— Что ты тут делаешь?
Вопрос, конечно, был наивный. Но именно это и помогло хитрому юзбаши с блеском выйти из щекотливого положения. Ведь наивные люди так легковерны!
— Я пришел, чтоб наказать Гуршадну, — нашелся он и пошел врать напропалую: — Жаль, не застал дома, а то свернул бы этой старой греховоднице шею! Она сбивает моих воинов с благочестивого пути. Повесить ее мало!..
Таким образом, черное предстало белым, постыдное посещение непристойного заведения — порывом праведника. Не успели разинувшие рты простаки решить, верить ему или не верить, — ловкий юзбаши, следуя правилу кузнецов ковать железо, пока горячо, устремился на улицу и с крыльца обратился к толпе:
— Ямагат! Я, юзбаши Япанча, так же, как вы, ищу правду. Так же, как вы, я жажду справедливости. Но нет у нас правды, нет честности, справедливость растоптана! Город наш, друзья, на пороге гибели. Надо спасать Казань. Сегодня же, сейчас же взяться за это!..
Со всех сторон посыпались вопросы:
— Как спасать-то?
— Где она, справедливость, как ее найти?
— Кто путь укажет?
— Соберитесь под мою руку! Я укажу вам путь! — вошел в раж Япанча. — Коль будете верны мне, мы победим!
— А кого победим-то? Чего добьемся?
— Чего добьемся? Своего хана на трон посадим? Ясно? Из своих! Чтобы правил Казанью по справедливости. Не нужен нам чужак! Ни крымцы не нужны, ни Шагали. Ни ногайцы, ни урусы. Мы тут хозяева. За мной, народ Казани!..
И значительная часть толпы последовала за Япанчой. Кто-то искренне поверил ему, кто-то сомневался, большинство же пошло просто из любопытства. Так сообразительный юзбаши нашел, что называется, у себя под ногами добровольное войско и повел его на Арское поле, к юртам своей сотни.
За несколько последующих дней, показав небывалое доселе проворство, Япанча сумел привлечь в свой стан еще немало казанцев, уставших от бестолковых заварух и стремившихся к какой-нибудь определенности. Войско новоявленного предводителя выросло до пяти сотен, а вскоре под его бунчуком собралось около тысячи человек.
Но Япанча почему-то не спешил предпринять какие-либо действия. И разношерстный народ, угодивший под его власть, заволновался. Изгнать из Казани Ядкара, изгнать отирающегося в ханском дворце Кужака с его головорезами, посадить на трон обещанного справедливого хана — опять и опять требовал народ.
Именоваться войском просто так, неизвестно для чего, люди не желали. Не видели в этом смысла. И потихоньку начали разбредаться. Уходили под каким-нибудь благовидным предлогом и не возвращались. Иные смывались по ночам — и по одиночке, и по двое, по трое. Стало это обычным делом. Видя, что «войско» тает на глазах, Япанча спешно собрал не успевших уйти.