Крыло Королевы

Ветер свистит в ушах. Он ведь меня не видит, да? Он сказал «здесь»… То есть в небе. Моё тело же лежит без сознания рядом с ним в тайном святилище Рондета, но к чему об этом говорить. В этом коллективном разуме он и так знает или, по крайней мере, слышит мои мысли.

— Где ты, Кон?

— Здесь. Присоединяйся, — он не показывает мне, но я каким-то образом понимаю.

Небо Антееса проносится мимо, размываясь, пока я лечу к Кону. Лимасилл простирается подо мной. Вернее, то, что от него осталось. Город разрушен, дворец не лучше. Там, где раньше была башня, осталась лишь зияющая чёрная дыра. Это приводит меня в ужас, и я дёргаюсь назад, готова улететь прочь, но рука сжимает мою, останавливая.

Его ладонь, тёплая и нежная. Сильная. Реальная, даже в этом призрачном состоянии.

— Знаю, это тяжело, — говорит Кон. — Но это необходимо.

Он сжимает мои пальцы. Этот жест мне уже хорошо знаком, и я благодарно сжимаю его руку в ответ. Мне тяжело, но каково ему?

Он потерял Матильду. И затем всё, что было связано с ней. А я потеряла только Шая.

Боль пронзает меня насквозь. Вырывается всхлип. Здесь у меня нет тела, в котором его можно было бы сдержать. Некуда его затолкать обратно. Он разрезает воздух вокруг меня, чистая агония охватывает весь коллективный разум, и всех подключённых. Кона задевает больше всех.

— Мне жаль, — выдавливаю слова. — Мне так жаль.

— Не нужно, — первым приходит в себя Аэрон. — Ты не можешь сдерживать внутри столь сильные эмоции, юная королева. Глупо даже пытаться.

— Я не королева. Я не знаю, кто я теперь. То есть… всё же теперь изменилось. Идея была в заключении политического союза, чтобы предотвратить всё это, но не удалось.

Кон пристально смотрит на меня с открытым ртом, но когда я поднимаю на него глаза, он отводит взгляд, скрывая боль. Я закрываю глаза, ругая себя, и заставляю себя взять чувства под контроль. Когда я вновь смотрю на него, он уже подсчитывает войска, отмечает их передвижения, пытаясь понять их намерения. Словно ничего не произошло. Словно я не излила только что разом всю ту боль, что скопилась во мне.

— На восток движется конвой, — говорит он. — Видите?

Я делаю глубокий вдох, хотя здесь мне не нужен кислород. Это просто рефлекс. Так странно.

Нужно сосредоточиться на том, что мы можем сделать, на том, что может нам помочь. Нужно сфокусироваться на чём-то, кроме смерти Шая. Один из Рондета настраивает координаты, и через мгновение — после того, как пространство вокруг пролетело головокружительной вспышкой, — мы оказываемся там.

Длинным рядом люди пересекают долину, как большая чёрная змея.

— Пленные, — отвращение Ренны передаётся мне. — С ними обращаются, как с рабами.

Я не могу сдержать дрожь, вернее, её ощущение.

— Для гравианцев они ничем не лучше рабов. Даже хуже: они животные, которые должны либо пахать, либо быть убитыми. Ты их совсем не знаешь, Кон. Они не высокого мнения о пленниках. Мы должны им помочь.

— Нам не хватит людей, — шепчет Кон, наблюдая за пленными.

— Именно. А откуда им взяться, если их либо убивают, либо отправляют в трудовые лагеря? Не говоря уж о нашей нехватке провизии. Смотри, они идут к тем холмам. Через долину.

— Эскон-Фолз, — ровно произносит он. Я почти физически ощущаю, как напряжённо работает его мозг: как он хочет что-то предпринять, как он понимает, что нужно сделать, но не может придумать, как это осуществить. Я могу помочь ему с этим. Надо просто подумать. — У нас есть там несколько крупных шахт, мы обнаружили в них залежи крупных кристаллов, но копать глубоко в этих местах слишком опасно для жизни.

— Гравианцам плевать на это. Они пошлют туда мех и пленников. Они всегда так делают. И не склонны менять свои методы, если те дают результат.

Кон колеблется. Он переводит взгляд на меня, в его глазах отражается зелень листвы под нами, а в волосах словно спряталось солнце. Мы вновь оказываемся в святилище.