Крыло Королевы

С каждой нашей вылазкой гравианцы становятся всё более подготовленными. Со «Стрекозами», которых усовершенствовал Кон, мы можем вылетать дальше, но легче не становится. Гравианцы то меняют маршрут в последнюю минуту, то лучше вооружаются и отправляются такой толпой, что нам с ними никак не справиться. Молва о последней нашей вылазке быстро распространилась, и теперь все это обсуждали. Том не прекращает восторгаться Джондаром. В последнее время я замечаю, что они постоянно вместе. Джондар помогает тренировать новобранцев и сияет решимостью. Мечи приобретают популярность наряду с плазморужьями и наборами кинжалов. Особенно теперь, когда мы знаем, что сталь способна пробивать гравианские щиты. И я не знаю никого, кто владел бы мечом лучше Джондара. Разве что Шай. Потому что я всё ещё твёрдо верю, что нет… не было… ничего, чего Шай не умел бы.

Я заставляю себя отогнать мысли о Шае. Всякий раз, как они всплывают, всё кажется сложным и запутанным. Я не знаю, что и думать, поэтому предпочитаю не думать вовсе. Муки совести — не очень хорошее чувство. Оно сбивает с толку, когда нужно сосредоточиться. Я должна перестать, перестать чувствовать что-то к Кону, перестать переживать о нём. Перестать думать о нём.

Так или иначе, Джондар ведёт себя рядом со мной сдержанно и молчаливо. Даже больше, чем обычно. Хоть он и спас мне жизнь, я не питаю никаких иллюзий. Мы не стали ближе. Мы и не можем.

Я знаю его тайну, кто он такой и чего хочет, и ничего не имею против. Но объект его влюблённости — это другое дело. Кон.

Я смотрю на них сейчас, склонившихся над картой, увлечённых бурным обсуждением. Они смеются, спорят, рассуждают. Они друзья. Как бы отреагировал Кон на это откровение?

Мне хочется думать, что он бы нормально к этому отнёсся. Он не кажется узколобым. Но будучи тем, кого Джондар любит…

Он не должен узнать. Это будет несправедливо по отношению к каждому из нас. И этого боится Джондар — что Кон узнает его секрет. Не стоило мне вообще говорить этого вслух. Это слишком тяжёлая ноша для всех нас.

Это не моё дело. Я не хочу, чтобы мне пришлось с этим разбираться. Шай бы знал, как поступить, да? Порой, невзирая на всё то, что есть между мной и Коном, я до боли скучаю по Шаю. Честно, до боли. Мои мысли возвращаются к тем минутам в саду, когда бал был в самом разгаре. Когда Шай меня поцеловал. Это не было похоже на поцелуй Кона. Я не знаю, как их можно сравнивать. И, вероятно, не должна этого делать.

Они как день и ночь. И я люблю их обоих.

Любила обоих. Любила Шая.

Проблема не в Джондаре. Шай — вот призрак, что преследует меня, стоит между мной и Коном.

***

В лагере царит подавленная атмосфера из-за недостатка успехов за последнюю неделю. Мой затылок болезненно пульсирует. На ужин яйца и копчёное мясо с маленькими чёрными грибами и сухим хлебом, который быстро заканчивается. Не сравнить с роскошными банкетами при антейском дворе. Воспоминания о них теперь кажутся чьей-то дикой фантазией. Нам нужно больше продовольствия, а я возвращаюсь с пустыми руками. И в то же время никто не жалуется. Даже Элара, хотя в последние дни она вообще ни на что не жалуется. Большую часть времени она сидит в тишине и смотрит широко распахнутыми глазами на любого, кто приближается к ней. Она здесь уже неделю, но взаимодействует только с одним человеком. Со мной.

— Мне это не нравится, — говорит Джондар, когда она садится ужинать напротив меня. — Она изменилась.

Не думаю, что она поправится быстрее, если он и некоторые другие так и будут говорить о ней так, будто её здесь нет. Но, по крайней мере, он разговаривает со мной. И избегает острых тем.

— Ну конечно, она изменилась.

— Оставь это, Джон, — с кратким кивком Кон принимает из чьей-то руки бокал горького вина и присоединяется к нам. — Хватит. Она же здесь.

— Да, но она как будто даже не слушает.

Я поднимаю глаза, встречаясь взглядом с распахнутыми, но безучастными глазами Элары. Она слушает. Я в этом не сомневаюсь. Просто не реагирует.

Она всегда слушает.

Холодок пробегает по позвоночнику, и аппетит разом пропадает. Никто не следит за словами рядом с ней, особенно теперь. Она в самом сердце лагеря, все ей доверяют, она может пойти куда захочет. И она всё время рядом со мной.

Потому что я ей доверяю.

«У них была эта машина, эта кошмарная машина», — сказала она. — «Я ничего им не сказала».

Но что если их цель была не заставить её говорить? Что это было за устройство?

— Всё хорошо, принцесса? — спрашивает Том.

Нет, у меня кровь стынет в жилах от ужаса.

— Да, я… Кон, можно тебя на минутку? Пожалуйста. Наедине.

Наедине значит в здании Рондета. Конечно, нас услышит сам Рондет, но всё же это самое уединённое место, которое у нас есть.

Он заметил, как я встревожена.

— Конечно. Прошу нас извинить, — обратился он к остальным.

Я беру его за руку, гадая, будут ли шептаться за нами, и цепенею от этой мысли. Они все знают. Они лучше меня знают, что происходит между нами.

Мне сложно разобраться в своих мыслях. И теперь… если я права…