Читаем Крым 1917–1920. Революция и Гражданская война полностью

Выступление матросов, арест и разоружение оценивались как результат работы немецких шпионов. Правительственная комиссия по возвращении из Севастополя считала вполне возможным возвращение Колчака на пост командующего флотом. В оценке событий комиссия присоединилась к Колчаку. «Совершенно ясно, что эта работа немецкой агентуры»[42], – заявляет один из членов комиссии. Ясно, конечно, и то, кто подразумевается под «немецкой агентурой». Реакционеры и социал-соглашатели приписывали руководство в этом выступлении большевикам. Легенда о «запломбированном вагоне» была и здесь использована. Надо, однако, с совершенной объективностью заметить, что роль, влияние большевиков во флоте было весьма невелико и приписывать руководящую роль в этих событиях большевикам было бы ошибкой. Количественно большевики насчитывали к этому времени несколько десятков человек, у них не было ни газеты, ни материальных средств на развертывание работы. Верно не то, что большевики организовали выступление, а то, что наступающая реакция, явное предательство меньшевиков и социалистов-революционеров ярко бросались в глаза масс и были весьма неприкрытыми. Массы чутьем и под влиянием пропаганды балтийцев поняли, что с реакционностью можно бороться решительными мерами. Верно, таким образом, то, что на этом этапе матросы и солдаты, бросающие иногда большевистских агитаторов в море, начали все же приближаться к основным лозунгам большевиков, появилась трещина, которая постепенно, под влиянием общих и местных событий, расширялась до того момента, когда массы открыто и прямо выступили против эсеров и меньшевиков.

Глава III. От февраля к октябрю

Внешнее спокойствие в первые месяцы после Февраля было сохранено. Отдельные вспышки недовольства, выступления удавалось мирным путем изживать. В первых донесениях губернского комиссара сквозит спокойствие. 26 марта 1917 года комиссар сообщает в Петроград[43]: «Неделя прошла спокойно, никаких выдающихся происшествий в губернии не было». Усыпить внимание масс, отвлечь их от решения основных вопросов, выдвигаемых всей хозяйственной жизнью края и страны, было, однако, не так легко. 40 % безземельных в Крыму толкали крестьянство на борьбу против владельца арендуемой ими земли, заставляли ускорять решение вопросов о передаче земли крестьянам. Учредительное собрание было далеким мифом, ждать его и продолжать арендовать землю или брать ее на скопщину, тогда как надвигалось время сенокоса, а за ним надвигалось время обработки земли для посева, крестьянам было не под силу. Обещания не удовлетворяли крестьянства. Журавль был в далеком небе, крестьянство же решило хотя бы синицу получить в руки.

Уже в апреле месяце в Евпаторийском уезде, где безземелье чувствовалось наиболее сильно, крестьяне самовольно приступили к запашке земли. Губернский комиссар по этому поводу телеграфирует: «Имении Ойбур Донузлавской волости Евпаторийского уезда скопщики немцы, не желая подписывать условия на сданную землю самовольно приступили запашке пара заявив землю будут обрабатывать сами. Вооружившись ружьями гонят своих лошадей на пастбище усадьбы». В Евпаторию дано распоряжение уездному комиссару с милицией выехать на место.

Эта телеграмма была первой ласточкой земельных беспорядков, после которой в мае, июне, июле количество выступлений крестьян растет, требования о земле становятся с каждым месяцем все настойчивее. Губернский комиссар, Совет рабочих и солдатских депутатов и мусульманский комитет в борьбе с крестьянством, требующим земли, выступают единым фронтом. Так, «для улажения недоразумений, возникших между конторой имения Мордвинова и татарскими сельскими обществами», исполнительный комитет мусульман командировал вместе с помощником губернского комиссара двух членов комитета. Не успели они еще отдохнуть от поездки, как начались выступления в Улу-Сала, Фоти-Сала, Османской, а затем в Сейтлере и других деревнях. Характерно, что Сейтлерский комитет в своей телеграмме прямо требует: «Немедленно откомандировать солдатских депутатов для установления продовольственного порядка по луговым сенокосам акшеихской волости»[44]. Крестьяне берут себе не только пахотную и сенокосную землю, они выдвигают требования о том, чтобы владельцы земельных и лесных участков не расхищали леса и земельные участки. А случаи расхищения были не единичны, землевладельцы продолжали спекулятивное мародерское использование участков, особенно это нужно сказать о лесных участках, ибо потребность в дровах, в связи с уменьшением ввоза угля и дров с севера, увеличилась. 1 мая ст. ст. комиссар получил такую телеграмму: «Собрание граждан деревень Кекенеиз, Лимены и Кучук-Кой 25 апреля постановило просить вас о приостановке хищнической рубки леса графом Мордвиновым в захваченных им участках у граждан вышеуказанных деревень, а также выемку песка Алчевской из берега, захваченного ею у общества»[45].

Перейти на страницу:

Похожие книги

След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное