Крым 1917–1920. Революция и Гражданская война

Англичане редко появлялись в Крыму. Они были заняты на Кавказе, там был более лакомый для них кусочек – нефть. К Крыму притягивало англичан его господствующее положение на Черном море. Владеть Крымом – значило быть хозяином в море, подчинить своему влиянию юг России. Мечтавшие о таком положении англичане проектировали укрепить подступы к Крыму, сделать их неприступными, а затем, засевши «соловьем-разбойником» в Крыму, брать поборы с больших и малых судов, которые захотят появиться в водах Черного моря.

Англо-французские представители уверяли Крымское правительство в том, что их появление не ставит целей политическо-юридической оккупации. Красивая фраза, для простаков даже не совсем понятная, на практике превращалась в полное хозяйничание в занятой территории.

Расстрел союзническими пушками Евпаторийских каменоломен, разгром забастовки в Севастополе, закрытие газет приказом генерала французской службы, постоянная готовность расстрелять любой город, в котором массы рискнут выступить против насильников, и, наконец, торжественные заявления о том, что «власти большевиков» они не допустят, и высылка отрядов против Красной армии – все это, по уверению «союзников», не было «политическо-юридической формой» оккупации.

На совещании командования союзников, добрармии и Крымского правительства союзники твердо уверили всех, что «они не допустят никаких беспорядков и вообще революционных выступлений»[219].

Кадетское правительство Крыма, «как и все антибольшевистские силы России, рассчитывало на помощь союзников»[220]. Чтобы доказать общественному мнению необходимость общей интервенции и аккуратно обрабатывать французских, греческих и иных солдат, правительство предприняло два издания на французском языке – «Bulletin» и «Devuievg Nouvelles».

Адмирал Аметт сообщил однажды Крымскому правительству, что большой помехой в увеличении количества французских войск в Крыму и Одессе является генерал Деникин. Аметт ставил себе в заслугу то, что он не подчинился требованиям Деникина и увеличил состав войск выше нормы, принятой соглашением с Деникиным.

Французские войска получили от правительства Крыма хлеб, сахар, вино, на ремонт казарм единовременно было отпущено 500 тысяч рублей. И это все в то время, как тысячи безработных переживали голод.

Буржуа, ожидавшие с нетерпением восстановления единой России и возвращения им отобранного Октябрьской революцией богатства, высказывали нетерпение медлительностью союзников, недостаточным военным напором на Красную армию.

Более благоразумные успокаивали нетерпеливых, призывая их к выдержанности, ибо, «кроме технических трудностей, связанных со всякой коалицией, политическое положение всех победивших стран настолько трудное, что нам видно, что ни злая воля, ни злые умыслы причины кажущегося равнодушия. Заставить сейчас их войска сражаться в России выше сил какого бы то ни было правительства[221]… Потому союзники принуждены оказывать ту степень помощи, которую они могут давать, не имея дела с опасным людским материалом»[222]. Большевики в странах-победительницах признаются массами за демократов, тогда как помощь оказывается представителям «если не старого режима в дурном смысле, то все же нереволюционного периода»[223]. Такое положение затрудняет развитие борьбы с большевиками и вовлечение в эту борьбу масс.

Это невольное признание своей реакционности и бессилия союзников при вовлечении в борьбу с большевиками «опасного людского материала» заканчивалось советами о том, что сейчас нужно считаться со стремлениями к национальному самоопределению. Союзники, по мнению автора статьи-письма, помогают Эстонии, Латвии не потому, что они за раздел России, а потому, что страны эти прекрасно выполняют указания о борьбе с большевиками и следуют «общим принципам демократического государства».

«Опасный людской материал» вскоре не за границей, а в Севастополе доказал, что он не желает войны с Красной армией.

В момент, когда Крым уже был очищен от добровольческой армии, а союзники держались еще в Севастополе, вспыхнуло восстание моряков французского флота. Пребывание в России показало матросам, зачем, на борьбу с кем привезены они сюда. Общение с рабочими, а затем связь с подпольными партийными организациями большевиков открыли многим глаза на характер борьбы и ее задачи. Небольшая вначале группа революционных французских матросов количественно выросла, укрепив свое влияние в массах.

20 апреля, когда части Красной армии были на подступах к Севастополю, обстреливаемые адским огнем французских батарей, по Большой Морской улице в Севастополе двигалась демонстрация французских моряков, с красными революционными знаменами, с криками: «Vive les bolcheviks» (Да здравствуют большевики). Улицы ожили, наполнились народом, радостно встречавшим демонстрантов. Буржуа почуяли опасность.