Сложившееся положение было критическим и требовало принятия немедленных решений. Информация о расположении дивизий Приморской армии, привезенная Деревянко, была более свежей, чем положение войск, известное Иванову. Но на момент доклада и она успела устареть, так как Крылов наносил на карту положение шестичасовой давности.
Противник стремился как можно быстрее выйти к Севастопольскому шоссе. Перехватить шоссе и остановить продвижение противника к базе флота Приморская армия уже не успевала. Но было неясно, сумеет ли она вообще попасть к Севастополю, даже если начнет движение кружным путем. В любом случае быстро выйти к городу она уже не могла.
Поэтому фактор времени приобретал решающее значение. База флота не была готова к обороне с суши, так как все силы были брошены на то, чтобы остановить врага на Ишуньской позиции и не пропустить в степную часть Крыма.
Единственная относительно крупная стрелковая часть, которой на тот момент располагал Севастополь, — 7-я бригада морской пехоты, — была брошена Левченко на Перекоп. Батальоны морской пехоты находились в стадии формирования, и возможности их даже на укрепленных позициях оборонительных районов были весьма ограничены. Было не ясно, смогут ли они продержаться до подхода Приморской армии или переброски каких-либо других частей. Это во многом зависело и от того, будут ли их поддерживать огнем наиболее мощные корабли Черноморского флота.
Оборона главной базы флота имела неясные перспективы. Невозможно было определить, сколько времени она сможет продержаться, обороняясь лишь собственными силами. Вместе с тем ее эвакуация, даже частичная, также требовала значительного времени. Решение нужно было принимать как можно быстрее.
И командующий флотом принял его практически немедленно. Через три часа он отбыл из Севастополя на эсминце «Бойкий» для оценки пригодности портов Потийской военно-морской базы к перебазированию основных сил ЧФ, оставив за себя начальника штаба флота Елисеева. Было ли такое решение оптимальным, а сам вопрос — наиболее важным в сложившейся ситуации? Требовалось ли личное присутствие командующего флотом в Поти и мог ли он в такой момент оставлять Севастополь?
На этот счет впоследствии высказывались разные мнения. И не только историками и публицистами, но и самими участниками событий. Докладывавший Октябрьскому ситуацию перед его отъездом Деревянко впоследствии писал:
Похоже оценил отъезд Октябрьского на Кавказ и член Военного совета ЧФ Кулаков:
Как бы там ни было, но Октябрьский выехал в Поти в тот момент, когда информация об ухудшении положения на фронте и росте угрозы главной базе флота из всего высшего командования войсками Крыма была доступна ему одному. И так как эта информация носила полуофициальный характер, он не довел ее ни до сведения командующего войсками Крыма, ни до наркома ВМФ.
Ночью штаб войск Крыма наконец узнал о развивающемся прорыве на левом фланге и предупредил штаб ЧФ о дальнейшем ухудшении положения на фронте. Но командующего ЧФ к этому времени в Севастополе уже не было. Немедленно собравшийся Военный совет ЧФ объявил в городе осадное положение с утра 29 октября. Передвижение граждан запрещалось с 22 часов до пяти утра, прекращалась продажа спиртных напитков, предусматривались другие меры поддержания строгого порядка. Все это мало сказывалось на обороноспособности города, но других, более действенных мер Военный совет флота в ту ночь принять не смог.
30 октября в Севастополе было созвано совещание командиров, военкомов, начальников политотделов соединений и начальников служб флота. Совещанием руководил оставшийся за командующего начальник штаба флота контр-адмирал Елисеев. На нем присутствовали члены Военного совета флота — дивизионные комиссары Кулаков и Азаров, а также контр-адмирал Жуков, который незадолго перед тем был назначен на вновь созданную должность заместителя командующего флотом по обороне главной базы.
Совещание выработало ряд мер по укреплению обороны Севастополя и подсчитало все силы, находившиеся в распоряжении Военного совета.