Крым. Большой исторический путеводитель

Вели поиск разведчики, высматривая, нанося точечные удары и захватывая «языков». Всероссийскую и даже мировую славу снискал уроженец Украины матрос Петр Кошка. Он принял участие в восемнадцати групповых вылазках и во множестве индивидуальных рейдов. Однажды, вооруженный одним только ножом, пригнал на русские позиции троих пленных французов. Когда враги в целях насмешки и устрашения зарыли по пояс в землю тело убитого русского солдата, он не смог этого вынести: под сильнейшим огнем добрался до него, отрыл и принес к своим, при этом в тело погибшего попало еще пять пуль, а Кошка остался невредим. Как-то он оставил врагов без сытного ужина: прокравшись в их стан, прямо из котла утащил говяжью ногу (Петр Кошка скончался в 1882 г.: спас из полыньи двух провалившихся под лед девочек, но при этом сильно простудился и не перенес болезни).

Ежедневные перестрелки периодически сменялись массированными, до десяти дней длящимися «общими бомбардировками», которые устраивали союзники: они обладали превосходством в количестве пушек, которое еще возрастало за счет артиллерии их пароходов. Главное же, они могли позволить себе расходовать намного больше артиллерийских зарядов – русские вынуждены были порою обеспечивать свои пушки порохом из ружейных патронов. Важнейшим их преимуществом было и то, что они могли располагать свои пехотные части на значительном удалении от линии огня, в ближнем тылу. Русские же и так были скучены на ограниченном, насквозь простреливаемом пространстве, а к тому еще вынуждены были постоянно держать близ передовой значительные силы.

Кошмар этих затяжных бомбометаний с большой силой описал участник обороны, добровольно переведшийся из Дунайской армии в Севастополь артиллерийский подпоручик граф Лев Николаевич Толстой в своих «Севастопольских рассказах». Он описывает, как группа русских офицеров, каждый со своей повседневностью, со своими воспоминаниями и планами на будущее, шутя и слегка пикируясь, как на обычную службу идет на Четвертый бастион – и ни один не возвращается. Видим, как ампутируют ногу у солдата, а он потом без всякого пафоса делится впечатлениями: вроде бы и не больно, так, пощипывало, когда кожу на культе натягивали.

В своих записках Толстой отметил: «Я провел много дней в крепости и до последнего дня блудил, как в лесу, между этими лабиринтами батарей… Дух в войсках выше всякого описания. Во времена Древней Греции не было столько геройства… Только наше войско может стоять и побеждать при таких условиях. Надо видеть пленных французов и англичан (особенно последних): это молодец к молодцу… Казаки говорят, что даже рубить жалко, и рядом с ними надо видеть нашего какого-нибудь егеря: маленький, вшивый, сморщенный какой-то».

Во время бомбардировок русских гибло в разы больше. Союзники во время штурмов устраняли разницу. Они тоже демонстрировали высокое мужество. Но когда, по ходу одного из боев, французы около часа провели под таким огнем, под каким наши пребывали без смены неделями, – при возвращении с позиции, когда они завидели своего командующего, раздался громкий ропот, дело шло к открытому бунту, и только угроза: «Вы что, хотите, чтобы я начал все с начала?!», вернула солдат к повиновению.

А еще русские были лишены даже приличной воды. Союзники разрушили водовод, идущий в город с ближних возвышенностей (вспомним, как взял Херсонес князь Владимир), и воду приходилось пить лишь колодезную: солоновато-горькую и мутную.

* * *

Во время одной из массированных бомбардировок, 18 февраля 1855 г., пришло известие о кончине государя Николая Павловича. Незадолго до этого он присутствовал на военном смотру очень легко одетым, простудился и тяжело занемог. Очевидно, постоянные глубокие переживания неудач нашей армии вкупе с сомнениями в правильности проводимой им политики управления страной, которую он любил и за которую болел душой, привели к тому, что этот могучий, не старый еще человек (ему было 58) не перенес заболевания.

После всего, что возвели на него прогрессивные борзописцы за полтора с лишним столетия, многие с трудом поверят, что главной целью своего царствования он считал отмену крепостного права. Но ведь реформа 1861 г., с крепостным правом покончившая, устанавливала такие порядки для бывших помещичьих крестьян, какие давно уже существовали для крестьян государственных – как следствие мероприятий, проводимых под личным контролем Николая I.