Конечно, мы теперь абсолютно уверены, что с освобождением надо было поспешить, крепостное право было позором России. Но применим «исторический подход», вспомним, в какой политической ситуации протекала деятельность государя Николая Павловича. Его детство и юность прошли в эпоху Наполеоновских войн, а Наполеон был закономерным порождением Великой кровавой французской революции. Для восторжествовавших в 1815 г. монархий было аксиомой, что революция – это зло. И так считали не только реакционные круги, но и множество мыслящих людей, включая зрелого Пушкина. Николай, возможно, был излишне осторожен в деле переустройства страны. Но до 1848 г. творческой интеллигенции было грех на него обижаться, это был «золотой век» русской культуры. Однако в 1848 г. Европу захлестнула волна революций, император встал на жестоко охранительные позиции (тогда же стало известно о явно революционных, даже террористических намерениях руководителей петербургского «кружка Петрашевского», которые были тайной и для большинства членов кружка). Но с преобразованиями, пусть еще более осторожными, не было покончено. Уваровская триада – «православие, самодержавие, народность» – мало кому из трезвомыслящих людей представлялась ущемлением духовной свободы. Не все же должны обладать таким мирочувствованием, как Белинский, Чернышевский, Некрасов, Герцен. Кстати, Герцен, будучи в эмиграции и узнав о смерти русского императора, стал раздавать монетки лондонским уличным мальчишкам: мол, у вас сегодня праздник (имелась в виду Крымская война) и у меня сегодня праздник.
На Западе Николай I представлялся фигурой одиозной, особенно начиная с предшествовавших войне годов. Что ж, тамошних людей можно понять. В чем-то можно понять и Герцена. Но подавляющее большинство защитников Севастополя считало иначе, чем они. Они знали, как покойный государь любил Россию. В последнее часы жизни он говорил наследнику Александру Николаевичу о своей горечи от того, что сдает ему государственный корабль в неисправном состоянии. Знали и то, что особенно он любил русскую армию и тех, кто был в ее строю, солдат и офицеров.
Во время Крымской войны большие подвижки произошли в военной медицине, в организации медицинской и санитарной службы. В немалой степени это связано с деятельностью замечательного русского хирурга и анатома Николая Ивановича Пирогова (1810–1881). Выпускник Московского университета, он много сил отдал изучению взаиморасположения и взаимосвязей органов человеческого тела и стал основателем нового раздела анатомии – топографической анатомии. Работа в этом направлении позволила ему добиться больших успехов в области хирургии, в первую очередь военно-полевой.
Будучи в действующей армии на Кавказской войне, он проводил щадящие ампутации, широко применял гипсовые повязки, первым в мире стал применять эфирный наркоз в полевых условиях (всего Пирогов провел свыше 10 тысяч операций с общим обезболиванием).
Пирогов был главным хирургом осажденного Севастополя. Здесь он разработал и внедрил принципиально новую организацию ухода за ранеными: наиболее тяжелые, требующие немедленной помощи, оперировались в полевых лазаретах, остальные отправлялись в тыловые госпитали, что предполагало организацию хорошо налаженной эвакуации (так появились знакомые по старым фотографиям и картинам большие крытые повозки с красным крестом).
Николай Иванович прибыл в Севастополь с отрядом сестер милосердия из основанной великой княгиней Еленой Павловной Крестовоздвиженской общины. Пирогов так писал о своих ученицах и помощниках, бравших на себя всю тяжесть ухода за ранеными: «Доказано уже опытом, что никто лучше женщин не может сочувствовать страданиям больного и окружить его попечениями, не известными и, так сказать, не свойственными мужчинам». Из 120 этих замечательных женщин 17 погибли в осажденном городе. Известный писатель и юрист Анатолий Федорович Кони написал следующие слова: «В этом Россия имеет право гордиться своим почином. Тут не было обычного заимствования «последнего слова» с Запада – наоборот, Англия стала подражать нам, прислав под Севастополь мисс Найтингель со своим отрядом».
Упомянутые английские сестры милосердия немало способствовали тому, что благодаря применению улучшенной санитарии и заимствованным у Пирогова принципам ухода за ранеными смертность в английских лазаретах, на первом этапе войны уносящая почти половину поступивших в них, уменьшилась в несколько раз. Во французской армии она была огромной до конца войны. От болезни (возможно, холеры) в сентябре 1854 г., после сражения на Альме, скончался французский командующий маршал Сен-Арно. Справедливости ради, и его английский коллега фельдмаршал барон Раглан умер от холеры под Севастополем в июне 1855 г.
По зову сердца такую же работу, что и сестры из Крестовоздвиженской общины, вела героиня обороны Даша Севастопольская (Дарья Лаврентьевна Михайлова), дочь погибшего в Синопском сражении матроса. Она на свои средства устроила перевязочный пункт, в котором ей помогали многие жительницы города.