«Кулишовка» особой сложностью не блистала – ее создатель лишь убрал из нового украинского алфавита букву «ы», повсюду заменив ее на «и». И ввел «фонетический» принцип – в русском языке слова частенько произносятся не так, как пишутся («этимологический» принцип), а Кулиш предлагал действовать по другому правилу: «как слышится, так и пишется». Последователи Кулиша пошли еще дальше: ввели буквы «!»» и «€», «э» заменили на «е», напрочь изъяли букву «ё» (введя вместо нее сочетание согласной с мягким знаком) и твердый знак (вместо него поставив апостроф, то есть черточку, наподобие той, что обозначает ударение, но стоящую не над буквами, а посреди слова). А сам Кулиш вводил в новоизобретенный язык массу полонизмов.
Основная масса малороссиян относилась к новоизобретенному языку, вульгарно выражаясь, совершенно наплевательски. Когда Кулиш в 1861 году перекатал на изобретенную им «мову» манифест об освобождении крестьян, это вызвало лишь всеобщий хохот. Малороссийские крестьяне «кулишовку» попросту не понимали. «Напечатанный впоследствии в «Киевской старине», он (манифест. –
Поскольку времена на дворе настали, как уже говорилось, довольно либеральные, власти отнеслись к забавам Кулиша совершенно спокойно – лишь порекомендовали «держаться сколь возможно ближе к тому языку и выражениям, кои употребляются ныне малороссийскими крестьянами». Кулиш рекомендацией пренебрег и вскоре пошел еще дальше – попытался перевести на «кулишовку» Библию. «Да уповает Израиль на Господа» теперь звучало «Хай дуфае Сруль на Пана». Что вызвало уже не смех, а откровенный протест со стороны многих малороссов. Святейший Синод эти забавы решительно запретил.
Вообще логика Кулиша – вещь крайне любопытная и стороннему наблюдателю не всегда и понятная. В свое время он яростно обрушился на Тараса Шевченко за попытки печатать свою прозу на русском. Приведу отрывок из одного такого письма – я его перевел с «кулишовки», но одну фразу оставил без изменений – очень уж цветиста. «Не пытайся, братец, печатать московских повестей. Ни денег, ни славы от них не добудешь. Вот и Данте и Петрарка думали, что прославятся латинскими своими книгами. О так тебе морочить ця москалыцина. Чур ей! Лучше ничего не делай, а сиди себе да читай, а мы тебя прокормим, чтобы ты был здоров!»
Из-за подобной критики Шевченко и не пробовал больше стать русским прозаиком – хотя написал по-русски более двадцати повестей (из которых уцелело в рукописях только девять).
Причина этих действий Кулиша – отнюдь не в его высокой идейности. Он попросту завидовал Шевченко и считал его опасным конкурентом. Дело в том, что сам Кулиш без всяких идейных заморочек опубликовал на русском историко-приключенческий роман «Черная рада» – я его читал, правда, на украинском, и полностью согласен с покойным Олесем Бузиной в том, что это не более чем бледное подражание Вальтеру Скотту.
А вот теперь – самое интересное. Кулиш оказался единственным крупным деятелем-теоретиком «самостийности», который полностью и решительно отрекся от прежних взглядов! После очередного польского восстания 1860 года и широко распространившихся известий о том, что австрийские власти активно поддерживают тамошних «самостийников», чтобы использовать их против России, Кулиш наконец понял, к чему могут привести его «изыскания». И исчез из общественной и политической жизни на десять лет, А объявившись вновь, явил трехтомный труд «История воссоединения России», полностью перечеркивавший все его прежние работы. Теперь Кулиш признавал, что Великая, Малая Русь и Белоруссия – «едина плоть», что дети в Малороссии должны обучаться на «общерусском литературном языке». Что до XVIII столетия «украинское» наречие называлось «русским языком». Он писал: «Клянусь, что если ляхи будут печатать моим правописанием в ознаменование раздора с Великой Русью, если наше фонетическое правописание будет вставляться не как подмога народу к просвещению, а как знамя нашей русской розни, то я, писавший по-своему, по-украински, буду печатать этимологической старосветской орфографией (т. е. по-русски. –