Крым и крымчане

Вот тут уж в Москве встревожились не на шутку, наконец-то сообразив, что пригрели на груди змею… Секретные отчеты председателей окружных партийных комитетов в ЦК украинской компартии сообщали: в кругах украинской интеллигенции, особенно в антисоветской части ее, по-прежнему популярна идея самостийности Украины, освобождения ее из-под опеки Москвы («Украина для украинцев»), и убеждение, «что разрешать национальный вопрос нужно собственными силами, а сделать это можно будет только при самостийности Украины».

И Москва оскалилась. На ноги было поднято ГПУ, быстренько развернувшее борьбу с «буржуазным национализмом», к которому причисляли немалое число «украинизаторов». Слово «буржуазный» в общем-то – дань тогдашней лексике, но «самостийники» были не выдуманные, а самые настоящие, всерьез намеревавшиеся добиваться независимости Украины. Винниченко и Шаповал, возглавлявшие социал-демократические круги украинской эмиграции, подталкивали эмигрантов к возвращению на родину с тем, чтобы они заняли как можно больше ответственных постов и добились «реального суверенитета» УССР. Да и Петлюра еще в 1923 году советовал «украинскому подполью» проникать в аппарат компартии, комсомола, профсоюзов, в образование и культуру, на командные должности в Красной Армии, ГПУ, милиции для их «перерождения, разложения… взрыва изнутри». Так что подавляющее большинство заведенных на «буржуазных националистов» дел были не липовыми, а вполне реальными – имелось немало людей, усердно работавших исключительно для достижения «самостийности»…

В 1928 году в партийных кругах прошумело «дело Гадзинского», члена партии. Выступая на очередном «активе», он обвинил одесский партийный комитет в «неомало-российщине», покрывающей «одесский великодержавный и антиукраинский шовинизм», в «издевательстве над так называемой украинизацией». По его мнению, в одесских вузах продолжала работу «великодержавная» профессура, не признававшая УССР и занимавшаяся «скрытой украинофобией», – да, и вообще, налицо «русификация Украины».

Произойди это несколькими годами раньше, возможно, его выступление встретили бы аплодисментами – но товарищ заигрался и не принял в расчет, что курс меняется самым решительным образом… Бюро одесского окружкома партии влепило пылкому оратору «строгача» и заставило признать ошибки: «неправильное понимание национальной политики».

Начались аресты – если и с перегибами, то не особенными. Дела, повторяю, были не липовыми. Хвылевой, прекрасно знавший нравы родной некогда конторы, успел застрелиться, прекрасно понимая, что после всего, что он говорил открыто, за ним, пожалуй, придут за первым. Так же поступил и Скрипник. Однако в руки ГПУ попало немало «самостийников», без всяких пыток развязавших языки. Грушевский проскочил – после кратковременного ареста в 1931 году он вновь оказался на свободе и в 1934 году умер в своей постели, удостоившись некролога в «Правде». Это позже его посмертно причислили к «буржуазным националистам» и отныне писали о нем исключительно так, как в цитированном мною Энциклопедическом словаре 1953 года…

Одним словом, к середине тридцатых «самостийников» повывели, «украинизаторов» приструнили и наиболее уродливые проявления «украинизаторства» ликвидировали. Одернули как следует. Теперь уже никто не решался откалывать фокусы наподобие того, какой случился в 1932 году, когда наркомат рыбной промышленности УССР с детским простодушием запретил поставлять выловленную рыбу в Россию, всю до последнего хвоста оставляя на Украине…

Но и позже УССР трудами большевиков продолжала прирастать территориями. После падения Польши Сталин включил в состав УССР Галичину с Волынью, а также Закарпатскую Русь и Буковину (в двух последних районах хотя и жили славяне, но никакого отношения к украинцам не имевшие). Сегодняшние украинские обличители «тирана» тем не менее и не думают осуждать покойного генсека за щедрые подарки «незалежной», проявляя явную непоследовательность: из «сталинских беззаконий» ими осуждаются только те, что им не по нраву. А вот щедрые подарки, без всякого на то основания сделанные и до Сталина, и Сталиным, и после Сталина, они принимают как должное.

Старая украинская эмиграция, деятели Центральной Рады, гетманской Украинской Державы и Директории, помаленьку старели, сходили со сцены, превращаясь в некое подобие музейных экспонатов. На первое место (правда, с вкраплением некоторого количества «стариков») выдвинулись те самые «молодые волки», новое поколение националистов и «самостийников» – и вот в этих опереточного уже не было ни на грош, крови пролилось немало еще до Второй мировой, а уж когда грянула Отечественная…

Глава одиннадцатая Трезубец и полумесяц