Крым и крымчане

Украинские большевики под руководством видного советского деятеля Скрипника, наркома просвещения Шуйского и бывшего чекиста, а впоследствии литератора Миколы Хвылевого (псевдоним, на самом деле этот персонаж – чистокровный русский) объявили форменную войну русскому языку: «вчерашнему языку буржуазной культуры», «языку угнетения украинцев». Служащим всех предприятий и учреждений было предписано не только вести делопроизводство на украинском, но и на нем же непременно разговаривать на работе и на службе. На украинский язык (точнее, на тот самый галичанский) переводили прессу, радио, кино, театры, образование. И преподавать, и вести научную деятельность отныне следовало непременно на украинском. Группа академиков разрабатывала новое правописание, «чистила» словари, выдумывала для научной и технической литературы массу «чисто украинских» терминов. Возглавлял эту группу – держитесь за стулья! – не кто иной, как Михаил Грушевский! Откровенно прозябавший в крохотной теперь Австрии, «бородатый тролль» еще в 1920 году стал бомбардировать большевиков прямо-таки униженными посланиями, просясь назад. В письме в ЦК КПУ (б) он признает заслуги большевиков в борьбе с капитализмом, уверяет, что, как и прочие украинские эсеры, отказался от поддержки националистов и принял принципы Третьего интернационала. Тогдашнему Предсовнаркома УССР Раковскому писал еще определеннее: «Мы были готовы переступить через трупы наших партийных товарищей, которые безвинно погибли от красных пуль. Были готовы работать под вашим руководством».

Большевикам, при любой возможности старавшимся мастерски расколоть эмиграцию любого пошиба, просьбы пришлись по душе: как-никак Грушевский был фигурой крупной. Его быстренько простили и пригласили на Украину. Туманно пообещали сделать президентом Всеукраинской академии наук, но поставили лишь завкафедрой истории таковой. Не особенно огорчившись, Грушевский рьяно принялся за «украинизацию». Разгулявшиеся «украинизаторы» зачислили в «шедевры украинской литературы» и «Слово о полку Игореве»…

(В Белоруссии происходило то же самое, но далеко не так рьяно, учитывая гораздо более мягкий национальный характер белорусов. И тем не менее… В свидетельстве о рождении моей покойной матери красуется восхитительная по своему идиотизму запись: «Национальность отца – поляк. Национальность матери – полька. Национальность ребенка – белоруска» (1928).

Вслед за Грушевским, громогласно каясь в прежних заблуждениях, на Украину хлынуло немалое количество его последователей времен Центральной Рады. Мало того, изрядное число бывших петлюровцев (офицеров, чиновников, общественных деятелей) после разгрома петлюровского подполья, так сказать, легализовалось и осело в губернских и окружных административных учреждениях, порой на довольно ответственных должностях, заняли посты в райисполкомах и сельсоветах, во множестве пошли учителями в городские и сельские школы. Именно подобная публика и составила костяк «украинизаторов».

Сторонники «на местах» у них кое-где имелись. У отдельных (именно что «отдельных») рабочих-украинцев появились «настроения своеобразной украинской гордости», выразившиеся в стремлении «все спешно украинизировать».

Но в большинстве население УССР (с немалым числом этнических русских) открыто отвергало навязываемую ему «ридну мову» – тот самый галицийский диалект, дополненный массой откровенно выдуманных «грушевцами» словечек, заимствованиями из латинского, польского и немецкого. Про «новояз» писали порой откровенно: «Никто его не знает и знать не хочет». Газеты и книги на нем мало кто читал, «украиноязычные» театры мало кто посещал. Из уст самих же «украинизаторов» звучали сетования: «Обывательская публика желает читать неместную газету, лишь бы не украинскую. Наша украинская газета еще мало распространяется на селе… Украинская литература широко не идет, приходится СИЛОЙ (выделено мною. – А. Б.) распространять ее». «Имел возможность наблюдать речь подростков, мальчиков и девочек, учеников полтавских трудовых и профессиональных школ, где язык преподавания – украинский. Речь этих детей представляет собой какой-то уродливый конгломерат, какую-то невыговариваемую мешанину слов украинских и московских».