Крым, я люблю тебя. 42 рассказа о Крыме [Сборник]

— Акула! Акула! — верещала красавица и ногтем тыкала в живот.

— Какая акула?! — Для спасителя наступил еще один звездный миг.

— Большая! — вдруг разозлилась красавица, распахнула ладони, удлиненные маникюром. — Вот такая гадина!

— Обалдела?! Откуда здесь акулы? — сказал толстяк и для достоверности даже зашарил руками под водой. Он ходил вдоль берега, потом ближе к камням. — Ну, где акула?

И вдруг его глаза округлились, он напрягся, глубоко вздохнул и вытащил из воды пухлую рыбу.

— Отпусти ее, — вдруг закричал Василий и кинулся отнимать у толстяка рыбину, а тот, покраснев от удовольствия, пытался на весу определить, на сколько килограммов потянет «акула». — Отдай! — подпрыгивал Василий, а толстяк тянул руки вверх и шел к берегу.

— Мил человек, — это в беседу вступила Валентина Ивановна. Она встала на дороге толстяка, уперла руки в бока и была так спокойна, что толстяк не принял ее всерьез. Он отодвинул женщину животом и глазами нашел красавицу. Ему необходима была ее благодарность. Как-никак, второй раз спас. А красавица ждала спасителя. Как красиво она его ждала: приспущенные веки, согнутая рука на затылке, правое колено вперед. В лучах солнечного света она изображала богиню красоты. Достойный приз победителю. — Мил человек, — уже серьезнее и грубее повторила Валентина Ивановна.

Рыбак удивился перемене в голосе женщины. Совсем другой, металлический оттенок.

— А я говорю, брось! Брось, говорю, рыбу! Моя это рыба, понимаешь! Моя!

— Была, — усмехнулся олигарх, но на сжатые кулаки старухи обратил внимание. Но не будет же эта развалина драться! Он ошибся. Сильно — это он понял во время полета. Упав спиной в воду, затрепетал голыми пятками.

Он еще бултыхался, пытаясь подняться, а старуха уже стояла рядом и спокойно поясняла.

— Ты сам оступился. А теперь, мил человек, ты со своей рыбкой плавай там… там… там, — показывала она в разные стороны по берегу, — а здесь лягушатник и купаться здесь будет моя дитятко и его рыбка. Ферштейн?! Я спрашиваю, ферштейн?! Спрашиваю на чужом языке, родной ты не понимаешь.

Мужик сплюнул в воду, скрипнул зубами и… заметил, как его красавица, проваливаясь по щиколотку в песок, чуть ссутулившись, медленно удаляется по направлению к отелю, а мимо нее бегут проигравшие в домино мужики, загорелые охранники, счастливая детвора…

Рыба ушла. Василий ждал ее много дней: приносил груши, яблоки, морковку… но рыба больше не подходила.

Андроник Романов

Глубина

А вот и он — старый крылатый пылесос с синей надписью «Трансаэро». Поднимаюсь по трапу, вхожу в фюзеляж — в чрево (судя по запаху) сундука для хранения антикварного постельного белья, присыпанного чем-то неожиданно аэрокосмическим. Пузатые телевизоры над креслами подешевевшего от времени бизнес-класса и — свежая блузка стюардессы с легкомысленной пуговкой над пуш-апом. Я ее замечаю сразу.

Монотонно напоминая майского жука, сооружение бежит по взлетно-посадочной, отрывается и зависает на два с половиной часа между Москвой и Симферополем. Всё! Три дня ни о чем не думать. Немного переговоров, отчет шефу и полнейшее радиомолчание — ни звонков, ни Интернета. Повод наконец-таки выспаться.

Эта, с пуговкой, улыбаясь, косится то ли на меня, то ли на мой темно-синий семисотдолларовый «пармиджани». Хороший костюм — весомый аргумент. Подозвать и вполголоса предложить что-нибудь в меру экзотическое и дорогое — не сидеть же ей, такому ангелу в прямом и переносном, в местной гостинице, в — страшно сказать — номере для летного состава. Достаточно разбудить ее девичье «а вдруг это он/тот самый случай» (нужное подчеркнуть), и она кивнет. Главное, как говорит наш главный бухгалтер, совпасть ложбинками и бугорками. Но эта, вроде бы волнующая, фривольность разворачиваться не желает, потому что глаза мои уже закрыты, и я уплываю в ровное гудение турбин.

* * *

— Андрей Сергеевич, вы меня слушаете?

— Да, — киваю я. — Простите, много работы, еще этот перелет…

Я стою у окна в симферопольском гостиничном офисе, смотрю туда, где за деревьями и домами должно быть море.

— Я говорил, что протяженность прилегающей береговой полосы — пятьсот семьдесят метров. Дно каменистое, пологое, пляж можно песком засыпать. Фундамент, сами знаете, семь лет стоял. Подрядчиков мы вам обеспечим. Будет шикарный санаторий.

— Отель, — поправляю я.

— Ну да, отель, — соглашается он.