Крым, я люблю тебя. 42 рассказа о Крыме [Сборник]

Родина для Волошина была одна. В опасный для жизни момент А. Толстой звал его уехать навсегда за границу. Волошин ответил: «Когда мать больна, дети ее остаются с нею». В январе 1922 года, пройдя через все ужасы красного террора, во время наступающего голода, он остался верен ей:

Доконает голод или злоба,

Но судьбы не изберу иной:

Умирать, так умирать с тобой –

И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!

(«На дне преисподней»)

В течение многих десятилетий каждое лето я вместе со своей семьей — отцом, мужем и детьми — приезжала в Коктебель в Дом творчества писателей (первым Домом творчества — бесплатным — был дом Волошина), созданный при Доме Волошина. Нигде и никогда меня так не тянуло к белому листу.

Коктебель объединял людей. Для меня он связан с Натальей Асмоловой, с Анатолием Приставкиным, с Леней Жуховицким, Аллой Гербер, Викторией Токаревой и многими другими.

Огромную роль играли террасы Дома творчества. На одной читает свои стихи Олеся Николаева — красивая, необычная, ярко одаренная девочка, на другой Владимир Тендряков — свою не напечатанную повесть, на третьей Приставкин читает куски из своей новой вещи. Чтения на террасах (как разговоры на кухнях) — тоже Дух Волошина, определяющий тягу всех нас к высшей жизни — жизни духовной, которая много важнее материальных благ и совсем непонятная, вовсе незнакомая многим сегодняшним людям.

Часто звучали в те годы стихи со сцены летнего зала под яркой луной и многочисленными звездами. На сцену выходили Николай Старшинов, Юлия Друнина, Римма Казакова, Чичибабин Борис…

О нем несколько слов. Бывают люди, которых невозможно забыть и от которых оторваться невозможно. Прошел войну, в 47–48-х годах сидел за крамольные стихи, всегда был нищ и страстен в своей ответственности перед теми, кого обижали. Не могу забыть его стихи о судьбе крымских татар — «Черное пятно».

Сегодня эти стихи снова актуальны. Читала в Интернете, слышала от нескольких человек, что вроде бы новое руководство Крыма предложило татарам из Крыма убраться. И вроде как даже угрозы прозвучали: иначе они будут уничтожены. Так это или не так, неважно. Важно то, что Крым — это родина и татар. И татарам должно быть хорошо в Крыму, как и тем, кто сегодня тоже считает своей Родиной Крым: русским и украинцам! Неужели всем детям Крыма не хватит места на благословенной земле?

Вот стихи совестливого и любимого мной человека — Чичибабина, о Крыме и татарах:

Я видел Крым без покрывала,

Он был как высохший родник,

Хоть солнце горы нагревало,

Но горем веяло от них.

Росли цветы на камне твердом,

И над волной клубился пар,

Но в девятьсот сорок четвертом

Из Крыма вывезли татар.

Сады упали на колени,

Земля забыла имена, –

Была в неслыханной измене

Вся нация обвинена.

И корни радости иссякли

И возродиться не смогли,

Когда с землей сровняли сакли

И книги вещие сожгли…

Чтоб нам в глаза смотрели дети

Без огорченья и стыда,

Да будет всем на белом свете

Близка татарская беда.

Их всех от мала до велика

Оговорил и закатал,

Как это выглядит ни дико,

Неограниченный владыка

и генеральный секретарь.

Доныне счет их не оплачен

И не покончено со злом –

И чайки плакали их плачем

Над уничтоженным жильем.

Они в слезах воображали

Тот край, где много лет назад

Их в муках женщины рожали

И кости прадедов лежат.

Не Русь красу его раскрыла,

Он сам в легендах просиял,

Не отлучить татар от Крыма,

Как от России россиян.

От их угрюмого ухода

Повсюду пусто и темно.

Там можно жить кому угодно,

а им бывать запрещено…

…Постыдных дел в добро не красьте, –

Живым забвенья не дано, –

скорей с лица советской власти

сотрите черное пятно!

Не удержать водою воду,

не загасить огня огнем, –

верните родину народу,

ее душа осталась в нем.

Перекличка.

Разносится над Коктебелем голос совести Волошина. Разносится над Коктебелем много лет спустя голос совести Чичибабина. Тот же накал боли за других!

Смерть Марии Степановны (декабрь 1976 года) многое нарушила в духовной жизни Коктебеля. Но инерция Вечности притягивала, и Коктебель, и дом Волошина оставались местом, освященным особым светом, со своей собственной аурой, сохранившим истоки культуры Серебряного века. В Доме Максимилиана Волошина продолжали жить Таиах и акварели, звучали стихи и музыка. В него вереницей шли люди.

Пишу я о 50–80‑х годах прошлого века. Как пережил Дом и мой Коктебель сегодняшнее время, не знаю. Но для меня он навсегда останется тем, волошинским, Коктебелем. К нему я иду в свой сон и пойду умирать, чтобы навсегда остаться с ним.