В тот день время, казалось, бежало быстрее обычного. Утром Михаил покинул родной дом, а Нонна осталась в Марьино, но вернуться в Карасубазар ей так и не пришлось. Гитлеровская армия начала победоносное шествие по Крыму. Сначала она заняла Симферополь, потом вошла в село Марьино. Роза впервые услышала немецкую речь и увидела их – самодовольных, лощеных немцев, сразу вызвавших всех жителей на регистрацию в комендатуру, которая находилась в бывшем Доме культуры, сером одноэтажном здании. Идя к комендатуре, Хая заметила Зарифа, отца Рагима. Кривоногий маленький татарин надел на руку повязку со свастикой, и женщина догадалась, что ее сосед и приятель мужа подался в полицаи. Проходя мимо него, Хая постаралась не столкнуться, не встретиться глазами с предателем, пробежать незамеченной, чтобы не здороваться, не дышать одним воздухом, однако Зариф сделал шаг вперед и взял ее за локоть.
– Здравствуй, Хая, – ласково произнес он. – Чего не здороваешься?
Женщина молчала, не зная, что говорить. Зариф шепнул ей на ухо:
– Отойдем в сторону. Пожалуйста.
Хая потянула руку, пытаясь высвободиться, но он лишь крепче сжимал ее.
– Я хочу, чтобы ты меня выслушала. Ради Аллаха, подойдем к акации.
Они отошли в тень деревьев. Мимо них спешили односельчане, и Хая заметила, как недоброжелательно они на них посматривают.
– Ты, наверное, презираешь меня, – тяжело проговорил Зариф. – Что ж, твоя правда. Будь другое время, я бы сам себя презирал. Но в данной ситуации у меня не было другого выхода. В противном случае убили бы моих детей.
Хая скривила губы и процедила:
– Допустим. Чего же ты хочешь от меня?
– Понимания, Хая, – Зариф все еще сжимал ее руку. – Есть односельчане, мнение которых мне безразлично. Но вашу семью я уважаю. С твоим Мишей мы частенько общались. Поверь, Хая, мне и самому это не по душе.
– Отец, – вдруг послышался развязный голос, и, обернувшись, Хая заметила Рагима с такой же повязкой на плече. Парень подошел ближе, и его бесцветные губы исказила ехидная улыбка. – Отец, где ты бродишь? Тебя ждет герр Краузе.
Он делал вид, что не замечает Хаю, что она – не более чем букашка, не стоящая его внимания.
– Подожди, – отмахнулся от него Зариф. – Так что же, Хая? Что ты скажешь?
– Твой Аллах тебе судья, Зариф, – выдохнула женщина.
Рагим, продолжая улыбаться, смотрел на эту сцену. Отец перехватил его взгляд и сурово сказал:
– Иди домой, Рагим. А Краузе скажи, что я приду позже. Не видишь, я занят.
Молодой человек усмехнулся и сплюнул: