– Действительно, герр Шольц, она и ее мать обманом добыли документ, где говорится, что они – смесь татар и караимов, – подобострастно начал он. – Но, смею вас заверить, это не так. Спросите жителей нашего села. Все скажут, что они крымчаки.
У девушки чуть не слетело с языка, что документ им выдал отец Рагима, но она не смогла предать Зарифа даже после его гибели.
– Значит, крымчачка, – Шольц подошел к окну и закурил папиросу. Роза хотела ответить утвердительно, но испугалась, что подведет мать и тетку, и потому промолчала. Это не понравилось офицеру.
– Ты крымчачка? Отвечай.
Девушка продолжала молчать. Рагим подошел к ней и с силой ударил по лицу.
– Здесь принято отвечать, когда спрашивают, – буркнул он.
Герр Шольц по-прежнему стоял у окна, будто бы не обращая внимания на происходящее. Роза вытерла кровь, тонкой струйкой стекавшую на ее подбородок, и ничего не сказала. Татарин снова ударил ее. Огромный кулак попал по скуле, и девушку пронзила боль.
– Будешь ты говорить или нет? – Ее молчание взбесило Рагима, и он накинулся на девушку, нанося удары куда попало. Роза, стараясь не упасть и не закричать от боли, кусала до крови губы, но после одного сильного удара потеряла сознание и повалилась на холодный пол, залитый кровью. Она не видела, как герр Шольц подскочил к Рагиму и отвел его руку, не давая в очередной раз ударить арестованную, и не слышала, как эсэсовец распорядился отнести ее в камеру. Девушка очнулась, почувствовав прикосновение к лицу чего-то мокрого и холодного. Над ней склонились Хая и Нонна.
– Бедная моя доченька, – причитала Хая. – Что они с тобой сделали?
– Сволочи, вот они кто! – добавила Нонна, потирая ссадину под глазом. – Самые настоящие изверги, а Рагим первый. Это он составил целый список еврейских и крымчацких семей, – она погрозила пальцем кому-то неведомому. – Ответит он за все, девочки, вот увидите. Аллах ихний, небось, тоже все видит. Правда, Розочка? – Она всячески хотела приободрить племянницу, заставить ее поверить в свои силы, но девушка не слушала ее, пытаясь справиться с болью, охватившей все тело. Оно превратилось в сплошной синяк, раны кровоточили. Хая мокрой тряпкой смахивала с ее лица капельки пота.
– Выдержим, – сказала она сестре. – Мы все выдержим. Мы сильные. Мы снесем все испытания.
А испытаний на их долю выпало немало. Каждый день их вызывали в кабинет, где блондинистый эсэсовец сначала советовал им сознаться, а потом передавал инициативу в руки татарина.