Крымская кампания 1854 – 1855 гг.

Однажды под флагом перемирия явился пожилой русский офицер. Он поклонился группе английских солдат и предложил им нюхательный табак. Все решили попробовать; табак оказался настолько крепким, что англичане долго чихали. Одному из рейнджеров настолько понравилось это зрелище, что он вынул бутылку рому и выпил за здоровье офицера. Потом тронул его за плечо и сказал громко: «Боно русси! Боно инглиш!» «Русские очень хорошо относятся к англичанам, — заявил другой русский офицер, — мы никогда не стали бы с вами воевать. Но видно, такова воля Бога».

Однажды капитан Клиффорд был в передней траншее и не мог удержаться от улыбки, слушая «смешные замечания» возбужденных стрелков после того, как один из них ранил русского солдата. «Мы видели, как бедняга изо всех сил захромал прочь, — писал Клиффорд, — солдаты даже не пытались больше стрелять в него, давая ему уйти. Автор удачного выстрела перезаряжал винтовку. «Это так похоже на охоту на зайцев!» — заявил он. Каждый старался проявить себя в таком увлекательном спорте»

.

В часы, свободные от дежурства в траншеях, англичане нашли для себя другой, более безопасный вид спорта. Они состязались в гимнастике, устраивали охоту на собак и состязания сороконожек. Некоторые офицеры с риском для жизни охотились на уток около реки Чёрной, где иногда раздавались выстрелы русских орудий. При этом их сопровождали французские солдаты, отгонявшие от охотников казачьи патрули. «Это прекрасная страна! — вспоминал рядовой Коенн. —

Зайцы и куропатки пробегали мимо нас тысячами. Они подбегали так близко, что однажды я убил пять из них ударами приклада. Почти каждая команда фуражиров возвращалась с дюжиной убитых зайцев».

В начале марта состоялись первые соревнования по бегу. Русские решили, что проводится наступление или разведка боем крупными силами, и отправили туда своих казаков. При виде казаков участники, конечно, не могли бежать в полную силу. В дальнейшем соревнования проводились в низине, где русские не могли за ними наблюдать.

Более спокойные предпочитали прогулки в монастырь Святого Георгия, где поселился бывший комендант Балаклавы «с полудюжиной очаровательных дочерей» и где капитан Биддульф, женившийся на одной из них, «наблюдал хорошо организованную, почти величественную» службу монахов, с которыми он общался на латыни.

Это было величественное, очень красивое место. Зелёные холмы спускались прямо к каменистому побережью. Изрезанные многочисленными оврагами и ущельями острые скалы были покрыты мелкими красными камешками, которые, сияя в солнечных лучах, придавали вершинам волшебный пурпурный цвет. Повсюду из земли уже показались первые весенние цветы. Солдаты возвращались в лагерь с охапками первоцвета и фиалок, шафрана и диких пионов. У себя в домах они выращивали виноград, а на улице — цветы и овощи. В ход шёл каждый пустой бочонок из-под солонины, применявшийся как своего рода цветочный горшок.

По словам корнета Фишера, лорд Раглан не остался в стороне от повального увлечения садоводством. С характерной для него довольно едкой иронией корнет писал: «Наш талантливый во всём генерал теперь проявляет огромный интерес к выращиванию винограда вокруг своего дома. Он тщательно за ним ухаживает и поливает. Похоже, он более предусмотрителен, чем старый герцог [Веллингтон], которому и в голову не пришло бы подобное занятие. Наверное, наш командующий рассчитывает провести здесь ещё одну осень и дождаться плодов своего труда. Для лорда Раглана будет страшным ударом, если мы вдруг выиграем кампанию раньше этого срока, не дав ему дождаться урожая».