Крымская пленница

— Тупица ты, братец… — шептал Глеб. — Когда играешь в русскую рулетку, то сам в себя стреляешь, а не другому поручаешь… Из револьвера стрелять надо, а не из «макарова»… Учи матчасть, тупоголовый…

— Ты чего там шепчешь? — встряхнул его диверсант, лица которого он не видел. — Пан майор, он, по ходу, борзый. Может, пристрелим его?

— Сядь, Волошин, пока я сам тебя не пристрелил… — отозвался угрюмый низкий голос. — Позднее решу, что с ними делать.

— Ба, хлопцы, та тут еще и дивчина! — обрадовался диверсант. — В отрубе, грязная, но вроде симпатюристая… Пан майор, мы можем надеяться на ваше снисхождение? Ну, после вас, конечно…

— Волошин, на место, кому сказано! — рявкнул другой, видимо, сержант.

Недовольно фырча, ублюдок удалился. Машина затряслась, под колесами скрипели камни. Она куда-то проваливалась, потом выбиралась. С дороги съехали, сообразил Глеб. Куда? В гористую местность? Тряхнуло нещадно, голова откинулась, он ударился обо что-то металлическое, и снова от острой боли все помутнело, стало разваливаться…

Неизвестно, сколько времени прошло, пока Глеб начал приходить в себя. Болели мышцы лица, саднила шишка на затылке. Состояние мерзопакостное. Он шевелил пальцами конечностей, до времени не открывал глаза. Все в порядке, он был цел! Крепко избит, но цел. Обошлось без увечий, переломов, проникающих ранений…

Сознание скользило по наклонной. Очнувшись в следующий раз, он обнаружил, что небо за окном посветлело. Машину монотонно трясло, как будто ее испытывали на вибростенде. Скорость передвижения была ниже, чем у ленивого пешехода. Ехали явно по горной местности. В окне проплыла вершина скалы — зазубренная, клыкастая. Рассвет еще не наступил, но бледная видимость уже просачивалась в стекла. Он лежал на голом полу в какой-то извращенной скрюченной позе. Пол был ржавый, зиял дырами, сквозь которые просвечивала дорога. Валялся грудами какой-то хлам — пустые коробки, мешковина, засаленные фуфайки. Он плечом привалился к задней двери — замок ее тоже проржавел, дверь поскрипывала в петлях под потолком. Руки были стянуты скотчем за спиной. Ноги пощадили, но толку от них, онемевших? С другой стороны салона лежала Анюта — тоже связанная. Бледная как мел, волосы спутаны, глаза закрыты — она была без сознания. Глеб смотрел на нее, и его душила злость. Дышать становилось трудно. Салон микроавтобуса дрожал и шатался. Из полумрака проступали лица украинских военнослужащих. Сиденья в микроавтобусе располагались нестандартно. Три кресла позади водителя — сидеть в них можно только спиной к нему. Два продольных ряда — как в старом «кукурузнике». Фактически все шестеро могли лицезреть заложников. Но, видимо, наскучило. От тряски тянуло в сон. Люди дремали, временами кто-то приходил в себя, мутно озирал пространство. Охотники и рыболовы, мать их… Фуфайки, легкие прорезиненные куртки, спортивные рюкзаки. У каждого — автомат. Шестеро бойцов (одного потеряли, судя по обрывкам разговоров) плюс старик Кач за рулем. Глеб смотрел из-под прикрытых век, запоминал, анализировал. Грузноватый «пан майор» с колючими глазками и надменной челюстью. Ему за сорок, но на здоровье не жалуется. Остальные молоды — от 25 до 30, но не новобранцы, не желторотые юнцы, прекрасно знают, что делают. Невысокий, сухощавый, с циничной полоской губ и ухоженной физиономией — младший командир, сержант, помощник майора, — эту породу людей, много мнящих о своей значимости, Глеб хорошо знал. Остальные — рядовой состав. Короткостриженый брюнет с яйцеобразным черепом — не он ли приставлял пистолет к виску и «многообещающе» поглядывал на Анюту? Надо бы запомнить этого гаденыша… Квадратный крепыш, череп тоже квадратный, безволосый, глазки маленькие, щетина торчком — самый писк «молодежной» моды… Русоволосый тип со смазливым лицом и холодными глазами — иногда они открывались, сканировали замкнутое пространство, упирались в девушку и загорались. Истинный ариец? Последний тоже был приземист и неслабого сложения, в жестких волосах поблескивала ранняя седина. Глаза его были закрыты, но поза напряжена, ладонь поглаживала затворную раму «АК», лежащего на коленях.

Кач сидел в водительском отсеке в гордом одиночестве и размашисто орудовал баранкой. Широкая спина подалась вперед, он напряженно следил за сложной дорогой. «А ведь этому вурдалаку нельзя возвращаться в Старый свет», — подумал Глеб, — и он прекрасно это понимает, старая, блин, бандера. Теряет дом, работу, пенсию… Рассчитывает на щедрую компенсацию от киевских властей? После проваленного задания?»

Дорога пошла под откос, машина затряслась еще сильнее. Сидящих за водителем прижало к спинкам, остальные стали заваливаться. Диверсанты зароптали.

— Никодимыч, мать твою за ногу, не дрова везешь… — проворчал обладатель ранней седины.

— А ты садись, хлопец, на мое место, — огрызнулся Кач, — тогда посмотрю на тебя.