Крымская война. Соратники

– Лассен зи мир заген… позвольте говоилль? – спросил Лютйоганн. – Я, кашется, знайт. Это есть как это по-русски… ди хёлле… плёхой дом. Там курийт… не знайт, как сказат… хашиш одер опиум.

– Притон, – ухмыльнулся Змей. – Укурок этот англичанин!

– Яа-а, прьитонн, – кивнул подводник. – Когда мы стоялль Фаррна на лецтн крейг… прошлий фойна… кайзермарине матрозен ходилль такой прьитонн. Ф-фозле цигёнешпрайхе…

– Я и говорю – около Цыганского базара! – подтвердил Змей. – Место удобное, мы его там без шума упакуем.

– Странно, зачем это Блэксторму травить себя наркотой? – хмуро спросил Карел. – Что репортеру, что тайному агенту трезвость и бдительность необходимы. Может, почувствовал себя в безопасности и расслабился? Или наследство получил, послал начальство и решил оттянуться по полной?

Спецназовцы знали, что мичман до дрожи ненавидит любую дурь. Однажды, еще в Чечне, ему пришлось стать свидетелем гибели целого отделения из-за одного идиота, накурившегося анаши.

Белых пожал плечами:

– А зачем Шерлок Холмс травился коксом? А зачем Лоуренс Аравийский курил гашиш и кололся морфием? Мода и порок… натура человеческая. Ну и расслабился, конечно. Что до наследства, то по английским меркам здешняя дурь стоит сущие гроши.

– А ирландец – он что, тоже курит гашиш? – осведомилась Фро.

– Нет, – покачал головой Белых. – Вчера, пока Блэксторм торчал внутри, он пару раз выходил на улицу. А когда обратно шли, репортера слегка шатало, а этот тип его придерживал. Я так полагаю, англичанин его для того и нанял – доставлять собственную обкуренную тушку домой в сохранности.

– Что ж, весьма разумно с его стороны. Тогда, Жорж, я бы советовала захватить Блэксторма после посещения этого шалмана.

Белых не сдержал улыбки: Фро становилась настоящей подругой если не корсара, то спецназовца.

– Так и поступим. Фро, Карел, вы на базе. Ганс, вы со Змеем и Ванькой гуляете по улицам – типа герр коммерсант осматривает местные достопримечательности. Задача – сесть на хвост Блэксторму. Вий, мы на подстраховке. Как представится подходящий момент – берем клиента и экстренно потрошим. А там видно будет.

* * *

Сегодняшний бакшиш оказался ничтожным, жалкие тридцать семь пара! Из них половину надо отдать эфенди[18], да и с редифами поделиться. Вон как жадно косятся на кушак, куда запрятан кошель! Хоть эти трое и не дикие курды, как прежние его подчиненные, но в жадности им не уступят. Пусть их всех проклянет Аллах всемилостивейший и милосердный…

А что останется ему, начальнику этих скотов, да поразит их проказа? О, Пророк, да будет трижды благословенно его имя, за что судьба так жестока? Разве он, как положено правоверному, не расстилает пять раз в день молитвенный коврик? Местные райя[19] совсем обнищали – даже после плетей вытаскивают из-за щеки какие-нибудь жалкие три пара! И лопочут что-то про голодных детей! Что же, ему, баш-чаушу, верному слуге наместника Пророка, из-за каких-то болгарских ублюдков ходить в драных шароварах?

Впрочем, не стоит гневить Аллаха – могло быть и хуже. После того, когда из его отряда уцелело не больше трех человек, впору было прощаться с жизнью. За такие оплошности могут и голову отделить от тела! Но повезло – баш-чауш вовремя сообщил о необычной находке и провел на берегу два страшных дня, отгоняя вороватых рыбаков от трупов франкистани и остова железной рыбины. И когда явился наконец забтие мюшири[20] – упал перед ним на песок и запричитал, рассказывая об иблисах, повылезавших из нутра чудовища. Но он, баш-чауш, не струсил, не убежал, остался верен долгу!

В итоге героя сплавили с глаз долой. Можно считать, ему повезло – могли отправить куда-нибудь в Сирию или Аравию, гонять грязных бедуинских разбойников, а то и вообще в Кырым, откуда, как говорят знающие люди, ни один из слуг Повелителя Правоверных живым не вернется. Но Аллах, милостивый и милосердный, не допустил его погибели; он, как и на прежнем месте, в провинции Зонгулдак, командует сторожевым отрядом. Варна – место хлебное: знай обходи дозором кварталы вокруг Цыганского рынка, собирай бакшиш. Если повезет, можно в темном переулке ткнуть ножом зазевавшегося греческого купца или матроса-англези, а у тех карманы всегда полны серебра. Только давно что-то не случалось такого везения. Гяуры редко ходят поодиночке и сами могут дать отпор. Как те двое – один шатается, наверное, накурился хашиша в одном из здешних притонов. Другой, здоровенный, с желтыми волосами, заботливо придерживает его, а сам так и зыркает по сторонам. Глаза – злые, недоверчивые, такого поди тронь… За ними, шагах в десяти, идут еще трое. Один обыкновенный болгарский щенок, двое других – то ли англези, то ли франкистани, но не солдаты или матросы. У того, что идет позади, рука под полой, на рукояти ножа. А первый…